В последние холодные весенние дни зацветает черемуха. Прозрачен ее белый подвенечный наряд, тонка ветвь, несущая цветы. И поэтому дрожит она ненастной дождливой ночью, постукивая костяшками веток в оконное стекло. Ее опадающие цветы последним снегом припорашивают молодую траву. И становится грустно, но грусть эта мимолетна, как ранняя весенняя бабочка. 
Каждый год сюда возвращаются птицы в свои гнезда. Так будет и этой весной, и следующей. Я в это верю и жду! 
Я родился весной под шум первого весеннего дождя и пение весенних неугомонных птиц. Майское солнце, луговые травы, свежий ветер и тепло маминых рук. 


Старинное село Дмитриевское Ивановской области расположено в центре России. Хорошо помню время, когда был маленьким - трудным оно было. Было ощущение, что взрослые работали день и ночь, мы, дети, старались им помочь. Помню крепких серьезных мужиков, загорелых, жилистых. И когда они в жару на сенокосе работали без рубах и маек, поражался синим наколкам на их теле, прямо передвижная картинная галерея: мечи, розы, портреты вождей на груди, богатыри Васнецова во всю спину. 
В праздники отдыхали шумно, с гармошками, с плясками и песнями. Обычно съезжалась вся многочисленная родня. Добрые были праздники и веселые. Гуляли допоздна. По ночам долго не стихали гармони, передавая песню первым петухам. Но ушло то время, состарились те мужики и бабы, многие покинули нас навсегда... И мне кажется, что с тем поколением ушла от нас часть доброты, бескорыстности, какой-то чистоты. 
Село Дмитриевское, говорят, когда-то принадлежало князьям Долгоруким и славилось своими мастерами, не случайно в селе была хорошая церковь и до революции построенная двухэтажная каменная школа на берегу пруда.
В тихую погоду церковь и школа отражались в нем вместе с облаками. Нам, детям, казалось, что пруд не имеет дна. И было страшно подойти к кромке воды. Боязнь упасть, улететь в плывущие под ногами облака, в его голубую бездну. Такое чувство возникает порой перед белым холстом, страшно подойти к нему, страшно начать работу, но интересно. 


Мои родители, Николай Александрович и Алевтина Николаевна, жили скромно, но дом свой поддерживали в порядке и чистоте. Отец - человек мастеровой, работал и с металлом, и с деревом. Как сейчас помню запах стружки - отец режет наличники, и простая доска в его руках превращается в затейливое кружево. Мама тоже рукодельница - на многих окнах односельчан встречал знакомые узоры ее занавесок. Тонкой белой нитью по белому полотну совершалось это чудо. Белым по белому. 
Белое, белое, белое ... Белые снега, белые ткани, белые узоры. Цвет ниток, потом цвет карандаша по белому: синий, красный, зеленый - чудо! Я помню даже запах моих первых карандашей, их было всего шесть в коробочке с названием «Спартак». Шесть нот, шесть нот чуда, шесть нот радости. Не было только седьмого - цвета грусти, разочарования, тоски, да и нужно ли это в детстве? 
Вот наш дом, коньком упирается в небо, а отражение в пруду уходит в сказку. Здесь, у берега, в теплой прогретой воде покачивались осока и камыши. В осоке что-то булькало, чмокало, шевелилось, мерцало ... Ошалело плескались, нерестясь, караси. Мы пытались поймать их корзинками, майками или просто голыми руками. Дно было илистым, прохладным и скользким, каждый шаг давался с трудом, сердчишко громко колотилось, от волнения дрожали руки. Вот прицеливаешься корзинкой в трепещущие камыши, резкое быстрое движение - бросок, второй, третий. Тянешь корзинку с водой, тиной, водорослями. В ней что-то уже плещется, серебрится, убегает вода, и на дне солнечными зайчиками искрятся бока карасей. 


Солнечные зайчики - они повсюду в детстве. Вот они побежали по школьным партам, поиграли на изразце печи, запрыгнули в стеклянный графин на столе учительницы ... Третий класс сельской школы. Мы рисуем. Подходит учительница, берет мой рисунок: «Дети, смотрите, это же настоящий художник!» - и идет показывать рисунок в соседний класс. Так было. А я и не мечтал в то время стать художником. Ведь было еще детство. Мы мечтали о другом, мы впитывали этот мир, такой загадочный и светлый. 
Школу-восьмилетку окончил отличником, был даже награжден поездкой в «Артек». Предметы давались легко, увлекался химией, физикой, математикой, литературой. Литература - тема особая, ибо если я чего-то и достиг в жизни, то это в большей степени благодаря Книге. Читал все. В сельской библиотеке у меня была привилегия первым вскрывать коробки с новыми книгами и брать их читать на выбор. Запах типографской краски, лоск страниц, чудо встречи с новым завораживало. Но еще большей тайной была тайна изображения на плоскости. 
И чтоб понять ее, я в шестнадцать лет сделал шаг в никуда. Я поступил в Ивановское художественное училище, как это просто звучит: поступил, а на самом деле перешел из одного мира в другой, из мира реального в мир искусства. Наивный сельский паренек с пушистыми волосами, в черной рубашке с белым воротничком ... Улыбающийся инок! 
Не имея подготовки, я слабо сдал специальные предметы: рисунок, живопись, композицию. Кроме природного дарования у меня не было ничего: ни хороших красок, ни кистей, ни уверенности в своей исключительности. Со мной поступали ребята постарше, окончившие художественные студии, художественные школы. Я был среди них чужаком, робким и застенчивым, а тут такие «мастера», такие говоруны. Они уже знали и про какой-то квадрат Малевича, восхищались каким-то Ван Гогом, козыряли знакомством с московскими авангардистами. Мне все это еще предстояло узнать. На экзамене по литературе и русскому я тронул сердце преподавателя наивно-серьезным знанием и пониманием русской литературы, получил пятерки и поступил в училище. 
Началась работа над собой. Кроме рисунка, живописи, были книги, музеи, встречи, споры, наброски, этюды, поэзия, рисунки гипсов, обнаженной модели, диспуты по эстетике, лекции по философии ... Красивый калейдоскоп. Но не давала покоя работа над цветом, поиски цветовых отношений, проблема, как увязать его с формой, пространством. И вот однажды, работая на холсте, я вдруг почувствовал, как кусочек холста с нагромождением красок при работе начал меняться, краски стали цветом, ушли в пространство холста, гармонично засияли. Я был счастлив, что наконец-то смог перевести краску в цвет, а плоскость холста сделать картинным пространством. « ... И милость мне дарована была». 
Кто испытал этот миг, когда вдруг получается все, что ты хочешь, в холсте, тот никогда не забросит кисти, чтобы снова и снова испытать этот миг удачи.
Наверное, это состояние называют вдохновением. Как сказал кто-то из философов, искусство - это радость, даруемая человеком самому себе. 


Директор училища особо выделял и опекал нашу группу. Организовывал встречи со знаменитыми интересными людьми, среди них были писатели, артисты, философы, герои войны, узники лагерей, музыканты. Нас окрыляли встречи с живой историей, с творческой элитой, с информацией, которой не было в книгах. Директор приносил нам кипы новых западных журналов по современному искусству, дизайну и заставлял часами их рассматривать. Мы усваивали огромную информацию, впитывали ее, но по каким-то причинам, не знаю почему, было ближе душе русское искусство, русские художники: Саврасов, Левитан, Серов, Фешин, Малявин, Врубель ... Список можно продолжить. Западное как-то не ложилось на душу. Может, на нас влияла близость к Суздалю, Палеху, Владимиру, Ярославлю, Ростову Великому, с их богатейшим культурным пластом, уходящим в историю. Тогда еще можно было не в музее, а в обычных крестьянских домах встретить прекрасные старинные иконы, принесшие гордость и славу русскому искусству. Рядом была Москва. Мы ездили в Третьяковскую галерею, Музей им. А. С. Пушкина, Музей искусств народов Востока, на выставки работ современных московских художников. Пробовали сами экспериментировать, что-то получалось. Мы были молоды, и порой казалось, что уже знаем почти все и вот-вот найдем ту точку опоры, что искал Архимед. 
Через четыре года, в 1970-м я с отличием окончил художественное училище, стал участником, дипломантом Всероссийской юбилейной художественной выставки студенческих работ, училище выдало направление для поступления в художественный институт. Я не случайно подчеркнул, что окончил училище с отличием. Это давало привилегию первоочередного поступления в художественный институт, но на практике все оказалось по-другому. Я выдержал конкурсные экзамены в институт им. И. Е. Репина в Ленинграде, но принят не был. Мне долго объясняли, что я еще молод, что все впереди, да и в армии надо бы послужить, что время только укрепит мой талант. Я все принял за чистую монету, провинциальная наивность еще долго сопровождала меня. 


Не поступив официально, я стал вольноприходящим, или вольнослушателем. Эта форма занятий в Академии художеств существовала еще с репинских времен, а может, и раньше. Вольнослушателями были многие выдающиеся мастера. Итак, после просмотра моих домашних работ и согласия студентов мне разрешили заниматься в институте. Допустили рисовать и писать в нескольких мастерских, я рисовал и писал на факультете графики и живописи, писал и рисовал в мастерских с совершенно различными эстетическими и профессиональными критериями. Эти различия во взглядах на изобразительное искусство заставляли думать, анализировать, более осознанно работать. И надо было везде работать на высоком уровне, ведь слабых, «чужих» выгоняли. Это здорово, заниматься только живописью, рисунком и сравнивать, пробовать разные стили, приемы. В этом был какой-то кураж. Но все равно одних практических занятий было мало. 
Я стал учиться у мастеров. В Академии прекраснейшая, богатейшая библиотека. В ней собрано, наверное, все лучшее об изобразительном искусстве: классические произведения с иллюстрациями известных художников, монографии о художниках, факсимильные репродукции с картин и рисунков мастеров. Атмосфера библиотеки была особенной. Это был мир какой-то тайны, с которой вот-вот соприкоснешься и будешь допущен в святая святых храма искусства. Такое впечатление она производит. 
С увлечением изучал и копировал рисунки Рубенса, Рафаэля, Энгра, Фешина ... Тайны мастеров раскрывались не сразу, но раскрывались. Повторяя линию за линией рисунка мастера, проникаешься его настроением, начинаешь понимать секреты его мастерства, даже начинаешь ощущать его присутствие где-то рядом, вот уже его тень ... Еще несколько заключительных штрихов, и на мольберте остается завершенная копия. Спасибо, маэстро, за урок. А после библиотеки вечерняя прогулка по набережной, маленькое белое, уютное кафе в полуподвальчике, запах хорошего кофе, загадочные лица незнакомок ... 
Художественная среда Петербурга своеобразна. Хорошо здесь жить, но работать сложно. Ощущение, что все уже сделано и лучше не сделаешь. Надо было выбраться из этого интеллектуального плена, чтобы стать самим собой. И вот в 1977 году с женой и маленькой дочерью я уехал в Сибирь. 
Тюмень встретила росчерком голубых теней по белому снегу, купеческими домами в кружеве наличников, затейливыми орнаментами дымников. Здесь показалось по-домашнему уютно, захотелось работать и писать. 
В те годы деформация формы в угоду модным веяниям стала считаться едва ли не единственным критерием творчества. Прослыть «передвижником» было не очень-то почетно. На выставках требовали картины, тематику. Я как-то попробовал показать пейзаж с березами - «Красиво, но не надо!». Но не писать их я не мог. Российский пейзаж очень тонкий по настроению и сложный по форме. 
Однажды мне довелось быть со студентами Академии художеств в запасниках Эрмитажа. В кабинете графики нам разрешили подержать в руках офорты Рембрандта и Дюрера. Меня потрясли эти шедевры. Ни одна даже самая хорошая репродукция не передавала той притягательной энергии, что была заложена в подлиннике. Техника исполнения была настолько виртуозна и совершенна, что не замечалась. Хотелось бесконечно держать в руках это чудо искусства и любоваться, так можно бесконечно долго смотреть и любоваться игрой огня или полетом птицы. Было ощущение, что подобное невозможно исполнить человеку, что офорты сами появились на листе, как рождается бабочка или цветок. Это, конечно, вершины искусства, но когда их видишь воочию, осознаешь, сколь мало ты еще сделал и надо упорно работать, с полной самоотдачей, чтобы хоть чуть-чуть подняться над серым горизонтом. 
В 1980 году я поступил, а в 1985-м защитил дипломную работу на художественно-графическом факультете Нижне-Тагильского пединститута серией графических листов «Трасса», созданной по материалам поездок на Север. Один из листов выполнил в технике «сухой иглы». Это увлекательная техника, но все же любовь к живописи взяла верх. Я снова стал заниматься исключительно живописью. И сейчас в мастерской без дела стоит, как память о том периоде, офортный станок, сделанный моими руками. 


Время экспериментов, казалось, должно было кончиться. Я писал этюды, рисовал, занимался графикой, писал портреты, пейзажи, натюрморты и ждал, что выработаю какую-то свою манеру письма, пока не почувствовал - дело не в манере, не в том, как и чем ты выполняешь задуманное, штрихами или точками. В картине «Грачи прилетели» не ощущаешь никаких профессиональных приемов, чувствуешь сначала поэзию весны, а уж потом смотришь, как это сделано. 
Вечный вопрос искусства: что главнее? Форма или содержание? Что написать или как написать? Между двумя этими понятиями связующим звеном, на мой взгляд, должна быть душа. Тогда вопрос решается сам собой, и мы получаем произведение искусства, неважно, что там изображалось - букет, старая изба или покосившийся забор. У настоящего произведения кроме формы, предметности, есть еще и определенная энергетика, аура. Нечто подобное есть и у изображаемого объекта, надо лишь увидеть, почувствовать его и суметь внести в живопись, в холст. Порой пишешь, и кажется, вроде все есть, все правильно, но долго ищешь тот окончательный мазок, который оживит материю холста. Это как шлепок новорожденному, чтобы он подал голос и задышал. А иначе как объяснить, почему с одного и того же человека одновременно можно написать просто портрет, и он будет банально ученическим, а можно шедевр, где прописан лишь глаз, кончик носа да прядь волос. 
Однажды мне подарили букет крупных колокольчиков для натюрморта, но, сколько я ни пытался найти им достойное место в мастерской, ничего не получалось. То они сливались с фоном, то выглядели голубой фольгой. Я не мог понять, в чем дело. У меня появилось настолько сильное желание написать их, что поехал с ними в деревню. И вот там, на подоконнике, на фоне родных полевых цветов, окутанные светом, они заиграли, зашептались между собой всеми переливами голубого, синего, фиолетового. Писалось легко, все получалось. Два дня голубыми глазами они смотрели сквозь оконное стекло, прощались, переходя в холст, с летом и лесом. Их душа переселилась на крашеную холстину, и ожили краски, и засияло пространство оконного проема, и лето вошло в холст. 
В Москве, в издательстве, где выпустили мой подарочный календарь «Цветы России», советовали издать отдельный плакат с сияющими колокольчиками. Искушенных москвичей тоже очаровал этот простой букет. А написал я его в Бахметке, где у меня есть дом - добротный деревенский пятистенок. Рядом с домом луг, чуть поодаль сосновый бор. Чистый стол, мольберт у печки и пес в каждом окне. Зимой после стылого бетонного города особенно тянет в его деревянные стены, к русской печке. Работаю наездами, летом и зимой. Здесь хорошо думается: с головой уходишь в работу - и мир кажется добрее, а кисть удачнее. 


У каждого художника есть любимое место, где ему лучше всего работается, есть свои привычки в работе. Мне нравится одиночество, я нормально уживаюсь сам с собой, со своими работами, со своими мыслями. В одиночестве более выпукло воспринимаю окружающий мир, во мне более раскованно срабатывают накопленные знания и опыт. Да какое может быть одиночество, стоит поднять глаза - и вот оно небо, вот он космос, еще одна загадка. Что там? Россия небесная? Души наших предков? Наше будущее? Как понять все это? От синевы и плывущих облаков кружится голова, падаешь на траву и опрокидываешься в небо, кажется, что плоть исчезает, спина сливается с землей, опять мечты уносят далеко ... И только бабочка, севшая на кисть руки, возвращает в настоящее. 
Однажды зимой я проснулся от шороха мыши, открыл глаза и все увиденное принял за сон. Комната была голубой, свет шел изо всех окон, но более яркий со стороны большого леса. Сияние шло от снега: он мерцал крупными гранями, луна стояла высоко, тишина звенела. И в этой тишине снежинки на поверхности сугробов дрожали, это от них шел свет и тихий звон. Я пожалел, что один вижу это чудо ... Чудная ночь, волшебная, мираж в серебре с алмазами. В нескольких зимних пейзажах я попытался передать таинственную игру серебра, но тот пейзаж с дивной луной еще впереди. 
Бахметское. Станция, забытая Богом. Чем очаровала она душу? Сотни таких в России. А я, выбрав это место, прикипел к нему душой. Может быть, потому что места эти характерны для России, обычные, неброские. Как писал Бунин, « ... и понял красоту в ее печали, а счастье в печальной красоте ... ». Думается, такого понимания красоты России ни у кого нет. Россия - что за страна такая, обласканная поэтами, писателями, художниками, великая и многострадальная? Как огромный архипелаг, летящий в космосе. Никакие потрясения не меняют ее тернистый путь во Вселенной. Как любить эту землю и как ее не любить? Надо только верить в нее и любить бескорыстно. Творить, возвращать долги. 


Я все реже езжу на свою родину, в село Дмитриевское. И то как-то быстро, почти обороткой. Все реже встречи с друзьями, да и их становится все меньше. Время многое забирает и меняет. И вот в один из приездов встретил пожилую женщину - свою первую учительницу литературы. Поздоровался, она мне ответила и улыбнулась. Удивленный, сказал ей, что, наверное, она и не помнит меня, нас ведь много у нее было, да и времени много прошло. «Но как же, Саша, я ведь даже твои сочинения храню», - услышал в ответ. Господи, что это? Воистину, «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется ... ». Каждого из нас кто-то где-то помнит, верит в нас и бескорыстно любит. Этим, наверное, мы и живы в России. И начинаешь глубже понимать ответственность за свои работы. 
Лето двухтысячного было душное, жаркое, ему предшествовала сырая весна. Я пытался писать этюды на природе, но мошка лезла в глаза, в краски, залепляла холст, поэтому больше писал дома. Деревянный дом был прохладен, изредка покряхтывал от жары. В открытое окно волной забегал запах луговых трав, земляники и свежего березового листа. Я писал небольшой букет полевых цветов. Работалось спокойно и удачно. Как-то сразу сложилась композиция, и краска ложилась точно и уверенно. Чистая изба, крепкий чай, любимая работа - что еще нужно. Всего двести метров отделяют меня от Транссибирской магистрали. Запрыгни в поезд - и ты в другом мире. 
Я вышел на крыльцо отдохнуть и услышал писк, веселый, многоголосый. Заглянув за дверь чулана, увидел на полке клочок сена - это оказалось гнездо. Семь птенцов пищали и ждали кормежки. Прилетела птица, небольшая, красивая, забросила червяка в один из раскрытых клювиков и улетела. Немного подождав, вернулся к работе. Стало еще уютнее в доме, спокойнее. Я работал, писал, птица прилетала и улетала, кормя потомство. Каждый был занят своим делом. Нас никто к нему не принуждал, не заставлял, и были в этом какая-то вечная мудрость и оптимизм жизни - просто делать предназначенное судьбой дело. 
Время шло. Птенцы стали выбираться из гнезда, пробовать молодое крыло. Смотреть на них было забавно и трогательно. Самые сильные покинули гнездо быстро и незаметно. Двое послабее еще несколько дней набирались сил и вскоре тоже смело выпорхнули на свободу. Их крылья не окрепли, и птахи упали на землю. Я хотел помочь им, но они исчезли в траве. Жить, скорее жить ... Что их ждет? Что готовит им судьба? А что ждет мои работы? Куда они улетят, чью согреют душу? 
В жизни не все поддается логике и здравому смыслу, иногда все меняется вопреки нашим поступкам и замыслам. Время уединения закончилось. «Время разбрасывать камни, и время собирать ... »
2003 год. Я получил приглашение провести выставку своих картин в рамках празднования 300-летия Санкт-Петербурга. Я впервые вывозил своих «питомцев» в свет. Открытие выставки состоялось в парадном Дубовом зале администрации Василеостровского района в виде творческого вечера «Двух муз связующая нить ... ». Выставка моих картин и выступление музыкантов - мастеров мирового исполнительского искусства. Все прошло ошеломляюще! Чарующая музыка! Картины парили в пространстве зала, журчали весенние ручьи, запахи луговых трав наполняли зал, феерия, о чем я и не мечтал. Город принял мое возвращение! 
2006 год. Выставка в Государственном Русском музее. Успех выставки был такой, что даже неловко об этом писать. Плакат с моими колокольчиками долго украшал Невский проспект, он полюбился питерцам. 


В одну и ту же реку дважды не войдешь. Бахметский период закончился. Это было до Русского музея. Спасибо тебе, Бахметка, моя печальная и светлая любовь! 
С 2007 года у меня мастерская в новом месте, еще дальше и глубже в леса. Местечко Балаир, деревня Васенино. Место высокое, небольшая речка, ельники за оврагом, поле, заросшее молодым сосняком и березами до горизонта. И небо огромное, все звезды можно увидеть и сосчитать в ясную ночь. И закаты от жемчужно-акварельных до пылающих золотом в полнеба. На высоком косогоре стоит дом крестовый, в одиннадцать окон. Дом старенький, но в нем живет солнце. Новые пейзажи, новые идеи, другая жизнь. 
Крещенский вечер вошел в мастерскую незаметно. Продрогшее вечернее солнце прокралось в мастерскую, от печного тепла расплавилось, залило пол золотым молоком, мазнуло рыжей краской по мольберту. Ожили, засияли теплые тона красок на холсте, тень от мольберта диагональю перечеркнула стену с этюдами. День окончательно уходил в никуда. 
И так день за днем, день за днем ... Как в эту щель между уходящими днями вставить живопись? Все очень быстро мелькает и исчезает. Как взять паузу у неугомонного времени, быть с ним в ладу? Любой компромисс - это небольшое поражение. Только борьба, только изнурительная работа, постоянная, без гарантии победы. В этом и есть суть жизни - в ней самой. Дается жизнь как благодать, и как прожить ее - это уже твое дело, твоя удача, твое счастье. Это твой крест! А связь с Богом - через природу, через картины. И где твой путь, твоя тропинка?


«Жизнь коротка, искусство вечно». И поэтому думаешь, работаешь и спешишь. И эта спешка - нетерпеливое ожидание чего-то нового. Скорее пробежать до очередного поворота, а там новый поворот ... День проходит в трудах, а ночью во сне снова дорога. Все меньше друзей, тревожнее небо над горизонтом. И ждешь утро, которое смывает накопившуюся грусть, и новый день целует проснувшиеся ресницы. Жизнь продолжается, с ее противоречиями, тайнами и надеждой! 
Я не спеша вышел из мастерской. Морозный воздух ворвался в легкие. Запах сухого сена, печного дыма и какой-то вечерней свежести уплотнил воздух. Снег скрипел и хрустел под ногами. К морозу ... 
Речка извивалась в ложбине между деревней и чернеющим лесом, ее накрывала огромная голубая тень. Здесь было холоднее. Чернела прорубь, в обрамлении инея она казалась большим живым глазом. Я опустился коленями на брошенное в снег полотенце. Зеркало тонкого льда в лунке отражало темный силуэт сосен противоположного берега. От легкого прикосновения все это рассыпалось на мелкие кусочки и исчезло, только от воды шел пар. Я несколько раз умылся и помолился. Это была своя, необычная молитва - не словами, а чувствами, которыми я воспринимал всю благодать, красоту и сложность этого мира. Это была благодарность за возможность видеть, понимать и на холсте оставлять хотя бы тени от увиденного, благодарность за откровения, которые дарованы мне были в тишине мастерской. Я стоял на коленях и молился ... О чудо! Вода в проруби сияла красно-золотым светом. От неожиданности поднял голову. Над потухшей кромкой леса висел огромный медный лик Луны. Сие чудо было круглым, огромным! Повеяло холодом. Я внутренне содрогнулся и растерялся. Что-то древнее, вечное, мистическое было во всем этом. Быстро перекрестившись, умылся. Лицо сковало тысячами ледяных иголочек, потом пошел жар. День догорел, и только медно-красные отблески Луны местами золотыми гребешками мелькали по голубой целине снежного поля, превращая его в кусочек волшебного моря. «И шел я по его водам. Мороз и темнота окружали и брали меня в плен ... »

Александр Павлов родился 9 мая 1951 года в старинном русском селе Дмитриевское Ивановской области. Получил хорошее профессиональное образование. С отличием закончил Ивановское художественное училище. Учился живописи у педагога И. Д. Калашникова, ученика А. А. Осмёркина. Занимался в Академии художеств в Ленинграде – в мастерских ведущих мастеров живописи. Закончил художественно-графический факультет НТГПИ, совершенствовался мастерству в Домах творчества Союза художников. 
Александр Павлов - продолжатель лучших традиций русской классической школы живописи. Автор многочисленных пейзажей, портретов, натюрмортов, тематических картин. Участник многих крупных художественных выставок в России и за рубежом. 
Высокая профессиональная репутация художника Александра Павлова позволила ему в 2006 году открыть персональную выставку в залах Государственного Русского музея. Впервые современный сибирский художник широко и достойно представил свое искусство на столь высоком уровне. Более 100 картин мастера и фундаментальный каталог, изданный Русским музеем, продемонстрировали многогранный талант живописца и его высокое мастерство. По итогам выставки шесть произведений Александра Павлова были приобретены в коллекцию Государственного Русского музея и уже из фондов его картины экспонируются в Русском музее на проходящих выставках. Так две картины художника экспонировались на крупной, престижной выставке в Государственном Русском музее «Времена года. Пейзаж в русской живописи из собрания Русского музея за 200 лет». Среди полотен великих мастеров - классиков русского пейзажа И.Левитана, А. Саврасова, К.Васильева, А.Куинджи, И.Шишкина произведения Александра Павлова «Январь. Зимний сон» и «Золотая осень. Вечер» достойно представляли наш современный русский пейзаж.  
12 июня 2008 года Указом Президента Российской Федерации Александру Николаевичу Павлову присвоено почетное звание «Заслуженный художник России».
С 2011 года с большим успехом проходят персональные выставки художника Александра Павлова за рубежом -  в 2011 - 2012 годах - в Будапеште (дважды), Праге, Вене, Лиссабоне и Мадриде, в 2013 году – в Риме, а в 2014 году в Париже. 
Многочисленные зрители высоко оценили творчество художника, его высочайшее мастерство и удивительное чувство прекрасного. 
Десять лет спустя в Санкт-Петербурге в Государственном Русском музее с ноября 2016 г. по март 2017г. вновь с огромным успехом прошла вторая персональная выставка художника Александра Павлова. 168 картин художника и изданный Русским музеем фундаментальный альманах вновь продемонстрировали многогранный талант и высокое мастерство художника. И снова еще шесть картин мастера приобретено в фонды Государственного Русского музея: «Весна-красна», «Лесной ручей», «Домик у околицы», «Деревня. Дом художника», «Туман. Вечный сон», «Ностальгия».
Сегодня произведения заслуженного художника России Александра Павлова находятся в Государственном Русском музее (12 произведений), Тюменском музейном комплексе им. И.Я. Словцова, других музеях России, в частных коллекциях, Германии, Польши, Венгрии, США.