Поезд шел в Хабаровск. В вокзальной сутолоке, сдобренной бурными эмоциями прощания с родственниками, была забыта увесистая корзина с провизией. Впереди – семь дней пути. Четырехлетний Вилька, его мать Александра Яковлевна, солдат Сомов, присланный отцом для сопровождения семейства на Дальний Восток, остались без пропитания. А время непростое – 1933 год. Спас горьковский Сокол, песнь о котором мальчуган декламировал, расхаживая по вагону. Это одно из первых воспоминаний Валерия Исааковича Грайфера о своем детстве.

ГЕРОИЧЕСКОЕ ВРЕМЯ
 
— Валерий Исаакович, расскажите о своей семье.
— Мои родители были интереснейшие люди. Отец, Исаак Евлиевич Грайфер родился 25 октября 1903 года в местечке Корюковке на Украине. Был одиннадцатым ребенком в патриархальной еврейской семье. Бурные события начала ХХ века предопределили его судьбу: вступление в комсомол, зачисление в ЧОН — части особого назначения, борьба с бандитами в южных губерниях Украины, а потом — служба на Дальнем Востоке.
Дух захватывало от его рассказов о трудовом и боевом прошлом: как сражался на юге Украины с бандами анархистов и самостийников, как строил автомобильную трассу от Владивостока до Хабаровска.
В конце 20-х отец получил направление в Баку.
В «Городе ветров», продуваемом морским бризом и освещенном южным солнцем, веселом, гостеприимном, громкоголосом, познакомился с моей матерью.
Александра Яковлевна Сорокина-Грайфер родилась в 1907 году. Ее предки были поволжскими крестьянами. Когда случилась революция и народ пришел к власти, мама поняла, что наступило время больших возможностей для простых людей. И решила исполнить свою мечту — стать актрисой. Уехала из родного Саратова в Баку. Стала работать на местной кинофабрике. Снялась в немом фильме «Каштанка» в роли цирковой наездницы.
Встреча с отцом изменила ее творческие планы. Она целиком приняла жизнь мужа, стала верным его другом и помощником. Мечту об экране заслонили семейные заботы, и она, решив приобрести более приземленную профессию, поступила в автодорожный институт.
— Поделитесь самыми яркими воспоминаниями из детства.
 — В 1933 году воинскую часть отца бросили на строительство дороги Хабаровск -Владивосток. Устроившись на новом месте, он прислал за нами солдата по фамилии Сомов. Помню, сели мы в Москве в поезд — мама, я и Сомов. Когда поезд тронулся, выяснилось, что в толчее и сутолоке, в шумном прощании с родственниками забыли на перроне корзину с продуктами.
От голода в семидневном путешествии до Хабаровска спасла поэзия. Я ходил по купе и декламировал стихи Горького, которым выучился у мамы, страстной поклонницы творчества Алексея Максимовича. Народ ехал в основном военный, героический репертуар — «Песня о Соколе», «Песня о Буревестнике» воспринимался на ура.
Как-то зашел в купе, смотрю, лежит военный, судя по кителю, висевшему на плечиках — высокопоставленный. А по лицу было видно, что ему физически очень плохо.
И тут захожу я четырёхлетний карапуз и, пристально глядя ему в глаза, хорошо поставленным голосом спрашиваю: «Что, умираешь?» — «Да, умираю! — подхватывает военный и продолжает: — Я славно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо… Ты не увидишь его так близко!.. Эх ты,
бедняга!» Нашему дуэту долго, со смехом аплодировали.
В общем, я не только прокормил всю нашу троицу в пути, но еще и прославился. За мной приходили, и просили маму: «Пусть Виль придет, выступит». Меня ведь родители назвали Вилем, сокращенно от Владимира Ильича Ленина. Мама и папа были глубоко идейные, искренне верящие в новый мир и светлое будущее. Тогда таких имен было немало.
Еще одно яркое воспоминание — генеральский калейдоскоп. Штаб части дислоцировался в селе Корфовская. Через него в 1921 году уходил в Маньчжурию атаман Семенов. Здесь осели семьи русских офицеров и генералов. Люди интересные и приятные, они были вынуждены мириться с деревенским бытом и полным отсутствием привычного комфорта. «Классовой ненависти» большинство окружающих к ним не испытывало. Как и все местные ребятишки, я питал скорее неуемное любопытство и часто с детской непосредственностью заходил «в гости», где меня очень тепло привечали. Особенно запомнилась мне дама, у которой была невиданная вещь, похожая на калейдоскоп. При вращении на «экране» появлялся франт, прогуливающийся по Невскому проспекту, снимающий и надевающий шляпу-котелок.
— Вы сказали, что родители дали вам имя Виль, а когда же вы стали Валерием?
— В 1936 году летчик Валерий Чкалов совершил беспосадочный перелет из Москвы в Петропавловск–Камчатский. Год спустя — другая потрясающая новость — перелет из Москвы в Ванкувер (США) через Северный полюс. Тогда это было равносильно полету в космос…
В 1938 году, мне было около 8 лет, Чкалов прилетел в Хабаровск. Мы с отцом пошли на стадион, там была назначена встреча с экипажем. А перед этим проходил матч. Играли куйбышевские «Крылья советов» против с хабаровского «Динамо». И «Крылья» продули дальневосточникам. И вот Чкалов так грозно говорит в микрофон: «Ну и какие же вы крылья советов? Куда можно улететь на таких крыльях?» Его речь и героические дела произвели на меня сильное впечатление. Когда паспорт получал, поменял имя Виль на Валерий.
— А кого-нибудь еще из героических личностей той эпохи доводилось видеть?
— Да, я видел Блюхера. Это было в том же 1938 году на параде. Мы с отцом были на трибуне. А Василий Константинович садился на коня, чтобы принимать парад. Большой, тучный, в маршальской форме, он никак не мог ногу забросить ногу в стремя. Подскочил тогда адъютант, вытащил из кармана носовой платок. Постелил себе на руки, и маршал, встав на них, смог-таки сесть на коня. Вскоре пошла информация, что Блюхер японский шпион, и отца моего, в то время уже подполковника, по этому делу потаскали.
— Какой самый запоминающийся подарок вы получали в детстве?
— Дело было в Хабаровске. Мать отправила нас с отцом купить мне новые валенки. Суровая зима была. В магазине мы увидели микроскоп, и я уговорил отца — не покупать валенки, а купить микроскоп. Столько радости было!
 
ОРЕЛ ИЛИ РЕШКА?
 
— Как вы выбрали свою профессию? Что повлияло на этот выбор, оказавшийся судьбоносным?
— Из-за службы отца мы постоянно переезжали. Хабаровск, Владивосток, Армавир, Ярославль, Свердловск, Москва… Я сменил одиннадцать школ и, естественно, учил самые различные иностранные языки: и французский, и немецкий, и испанский, и английский, а в результате, конечно, не знал ни одного.
А ведь нужно было сдавать экзамен на аттестат зрелости. Спасла преподавательница английского языка из нашей же школы, которая взялась меня «подтянуть» и подготовить к сдаче экзамена.
Два месяца я регулярно бегал к ней на Арбат, и все это время мы с ней учили наизусть два стихотворения Байрона. Я их до сих пор помню. А когда пришла пора сдавать, то эта учительница была в экзаменационной комиссии и сказала своим коллегам, что вот этот мальчик — вундеркинд и Байрона читает исключительно в подлиннике. Прочел я первое стихотворение, все в восторге, просят еще. Но я сообразил, что если второе прочту так же хорошо, как и первое, то могут попросить прочесть третье или еще что-нибудь спросят, а это меня никак не устраивало.
Так что во втором стихотворении я уже запинался и декламировал не так уверенно. В результате мне благополучно поставили «отлично».
Иностранный язык не нужно было сдавать только в медицинском институте, и я подался туда. Узнал, что смогу поступить только на санитарно-гигиенический факультет. Это расходилось с моим представлением о дальнейшем будущем. Я пришел на «площадь трех институтов» — Горного, Нефтяного и Стали.
Набор был только в горном и нефтяном институтах. Вынул из кармана пятачок и загадал: орел — нефтяной, решка — горный. Выпал орел. Так я, родившийся в нефтяном Баку, стал нефтяником. Судьба!
— Кто были вашими главными жизненными учителями?
— Во-первых, родители. Отец, боевой офицер, фронтовик, был честнейшим человеком, коммунистом до мозга костей. Как-то он попал в больницу в Москве и я пришел его навестить. И он передал записку маме: «Шура, пришли мне пачку «Казбека» и «Анти-Дюринг» Энгельса». Все его чтиво было вот такое…Хотя он был очень добрый, очень порядочный и, кстати, очень веселый, юморной…
У каждого времени свои герои. Или героини. В 1930-е годы в молодой Стране Советов происходили грандиозные события. «Время, вперед!» — такой девиз звучал повсюду. Дальний Восток тогда был гигантской новостройкой, где остро требовались руки молодых. Предстояло выполнить главную задачу — сделать восточную окраину страны индустриальной. И была среди приехавших развивать этот край Валентина Хетагурова, получившая в будущем орден Трудового Красного Знамени. Она через газету обратилась с призывом к девушкам страны приехать жить и работать в Дальневосточный край, где особенно не хватало женских рабочих рук. И многие откликнулись, так в стране началось хетагуровское движение. Весь жар души, силу молодости девушки отдавали освоению Дальнего Востока, по-хозяйски налаживая жизнь заботливыми женскими руками.
Вот и мама моя была настоящей хетагуровкой. Саратовская волжанка, море по колено. Она, понимала, что революция создана для таких, как она. В актрисы, так в актрисы… В боевые подруги красного комиссара, так со всем жаром горячего сердца!
Мама организовала в батальоне художественную самодеятельность. Как-то поставили спектакль о борьбе красных с атаманшей Маруськой на Украине — у нас, в основном, служил украинский контингент. Мама играла атаманшу, что-то пыталась изображать на «украинской мове»…
Отец был тогда на трассе. Идет спектакль, на сцене — увлекательная картина, идет разгул в каком-то доме, атаманша сидит с чаркой, разговаривает, и вдруг на сцену выходит отец. Оказывается, он вернулся, зашел в клуб, услышал, как она коверкает украинскую речь. Не смог выдержать этого! Схватил ее за руку и потащил со сцены, ворча: «Ты сначала научись правильно говорить по-украински, а потом берись за такую роль». Но народ в зале взбунтовался, начал топать ногами. В общем, актрису отбили и спектакль продолжился.
В 1948 году, через два года после приезда в Москву, скончался Исаак Евлиевич. Ему было всего 45 лет. Была тогда формулировка, к сожалению, вполне объективная: сгорел на работе. Он именно сгорел, без остатка отдав себя долгу, делу и службе. Человек, ни разу не бывший в отпуске, не износивший за всю свою недолгую жизнь ни одного штатского костюма, — красные командиры и офицеры в «гражданке» тогда не ходили.
После смерти отца на плечи мамы лег тяжелый груз главы семейства. Она не просто подняла детей, но дала им возможность получить хорошее образование. Она всегда была для нас поддержкой и жизненной опорой. Строгая и душевная, стойкая и отзывчивая, артистичная натура и прагматик, патриотка и оптимистка…
В нашем доме в Текстильщиках часто собирались мои студенческие друзья. Ребята чувствовали себя как дома. Мама тепло их встречала, радушно сажала за стол, могла и стихи почитать, и строго по-родительски дать напутственный совет.
Еще один человек сыгравший большую роль в моем становлении — выдающийся советский ученый, педагог, профессор, Лауреат Сталинской премии — Владимир Николаевич Щелкачев…
Он преподавал у нас в институте и мы, студенты, его просто боготворили. Однажды я провалил экзамен по теоретической механике у Щелкачева. Когда пошел сдавать экзамен, а подготовился я, в общем, нормально, мне ребята сказали, что в столе лежит учебник по теоретической механике. Билет я знал, и вот что-то черт попутал, как говорится. Вытащил на колени эту злосчастную книжку, положил, посмотрел, убедился, что все мною сделано правильно, поднял глаза и вижу, что Владимир Николаевич смотрит на меня. И настолько было сильным уважение к этому человеку, что я встал, положил билет и попросил разрешения придти через несколько дней.
Потом пересдал, конечно. Это потрясение, когда я был застигнут врасплох человеком честнейшим, кристальным, за списыванием, по крайней мере, пользованием книгой, было такое сильное, что этот случай я запомнил на всю жизнь.
 ДЛИТЕЛЬНОЕ РАЗДУМЬЕ ДЕЛАЕТ ЧЕЛОВЕКА ТРУСОМ
 
— Кто вам дал самый ценный жизненный совет?
— Отец как-то мне сказал: «Сынок, от долгих раздумий человек теряет лицо». Если долго думать, будешь возвращаться к этим мыслям. И потеряешь возможность принять правильное решение. Из Шекспира: «Раздумья делают нас трусами». Конечно, думать надо всегда. Но не надо раздумья превращать во времяпрепровождение.
Человек, постоянно находящийся в сомнениях, редко реализует свои замыслы. Без конца взвешивая возможные плюсы и минусы, он просто теряет время, необходимое для практической деятельности. Конечно, бессмысленно спорить и с народной мудростью «Семь раз отмерь — один раз отрежь». Но правда жизни расположена где-то между этими крайностями. Если бы я долго раздумывал, то никогда бы не ввязался в столь тяжелое в России дело, как новые нефтяные технологии.
 
— Что вы считаете самым большим несчастьем для человека?
— Войну, которую мы выиграли, свидетелем которой я был.
Думаю, это самое большое несчастье. Хорошо помню, как началась война. В июне 41-го был в пионерлагере. 22-го числа на линейке нам сообщили о нападении фашистской Германии. Особого огорчения у нас эта весть не вызвала. Воспитанные в духе песни «Если завтра война, если завтра в поход…», мы восприняли трагическое известие скорее с воодушевлением. Были убеждены, что через несколько дней с врагом будет покончено. Этого не произошло, и в 1942 году с другом Юркой Найденовым решили ехать на фронт, где были отцы. Правда, сели, как говорится, не в тот вагон. Точнее, поехали не в ту сторону. Нас быстро поймали. Дома мать выпорола меня полотенцем, зато в школе мы стали героями.
В 1943 году отца, воевавшего на Южном фронте, командировали в освобожденный Армавир восстанавливать танкоремонтный завод. Он вызвал нас к себе. Еще не был освобожден Ростов, немцы стояли в двухстах километрах от Армавира. Город бомбили. Спасались от налетов под высоким берегом Кубани.
— Понимаете ли вы поколения, которые пришли вам на смену?
— Я с большим уважением отношусь к молодежи. И никак не могу согласиться, что она ничего не понимает и не ценит. Я против такой трактовки.


— Считаете ли вы себя примером для подражания.
— Думаю, найдется два-три примера, которые с удовольствием увидел бы в других… В первую очередь — патриотизм и стремление принести как можно больше пользы людям.


— Имея в своем распоряжении час аудиенции с Президентом РФ, какие темы вы бы подняли, о чем повели беседу?
— Поднял бы тему семьи, поддержку женщин, матерей — мне кажется, мы этот вопрос не дорабатываем. Сегодня прекрасному полу приходится работать наравне с мужчинами, чтобы выжить. А главная роль женщины, как хранительницы домашнего очага, ушла на второй план. В этом большая наша беда…
 
— Какое место в вашей жизни занимает религия? И как вы пришли к вере?
— Я пришел к вере в зрелом возрасте. С тех пор стараюсь как можно больше сделать для восстановления православных святынь. Сам же благодаря вере выхожу на новый уровень развития, ведь именно религия создает уровень культуры, которого нам очень не хватает. Заповеди — не убий, не укради, возлюби ближнего своего… В них формула возрождения каждой отдельной личности и целого государства.


Зимний лес был сказочным. Стройные сосны, накинув на плечи  тончайшие платки-паутинки, связанные из декабрьского инея, провожали Ларису и Свету, неторопливо идущих по лыжне. Они то и дело останавливались, чтобы собрать упавшие сосновые шишки для трех младших сестренок, оставшихся дома; нагибали еловые ветви, вдыхали их аромат; мечтали, что за следующим поворотом покажется терем Деда Мороза. Этим чистым детским мечтам суждено будет сбыться в тяжелый, беспросветный период жизни девчат. Добрый волшебник сам появится на крыльце их старенького домика…
 
КОМПОТ ИЗ СУХОФРУКТОВ

Света открыла висевший на стене шкаф, чтобы достать печенье к чаю. На глаза попалась тоненькая школьная тетрадка. На первой странице рукой старшей сестры Ларисы был написан список продуктов. Сухофрукты, орехи, изюм, рис…
«На похороны мамы такой же писали, неужели это случилось опять?» – пронеслось в голове, и сердце сжалось от страшной догадки. Спрашивать, как себя чувствует отец, которого позавчера увезли в больницу, Света не стала. Надеялась таким образом переиграть судьбу, хотя подсознательно уже знала страшную правду.  
На следующее утро Лариса посадила Свету, Люду, Иру и Вику в рядок на диване, дала по таблетке валерьянки и тихо сказала: «Девочки, папа умер». Вскоре возле их маленького домишки в селе Ожогино стали собираться соседи, чтобы проводить в последний путь Валерия Стрелкова.  
«Переживал, говорят, очень… Полгода прошло, как жена умерла… Не перенес… Что же теперь с девчонками будет?» Шепот соседей, снег, кладбище, запах горящей резины шин, которыми отогревали землю гробовщики, поминальный обед, компот из сухофруктов. Первая серия фильма под названием «Сиротское детство» закончилась быстро, а вот вторая, со множеством недетских проблем, затянулась…

ШКАТУЛКА ПАМЯТИ

Жили многодетные Стрелковы небогато: небольшой старенький домик с огородом, две козы да собака в вольере – вот и все добро. После смерти родителей основной груз ответственности лег на 16-летнюю Ларису и 14-летнюю Свету. Приготовление еды, распределение скудного семейного бюджета и другие хозяйственные заботы, требующие опыта, – не самое сложное, с чем пришлось столкнуться. Гораздо тяжелее было видеть слезы скучающих по маме с папой младших сестренок, успокаивать их, скрывая собственную тоску по родителям и потерянному безвозвратно привычному миру. Картинки из него девчата бережно хранят в шкатулке своей памяти.   
Вот некоторые из этих сокровищ.
День защиты детей с каруселями и мороженым пятилетняя Вика ждала долго. И праздник наступил. С утра мама нарядила ее в пышное розовое платьице и косыночку. Девочка ощущала себя принцессой. Потом старшая сестра Лариса взяла ее за ручку, и они пошли на автобусную остановку.
На пути встретилась большая лужа. Пытаясь ее перепрыгнуть, Вика поскользнулась и упала. Замарала платье, вымочила гольфы, а когда в бессилии затопала ногами, услышала предательское хлюпанье сандалий. Принцессе, превратившейся в Золушку, пришлось возвращаться домой. Растирая грязными кулачками слезы по щекам, она брела вслед за старшей сестрой. И только маме удалось успокоить безутешного ребенка. Она умыла плачущую дочку, замочила грязное платье и пошла заводить тесто. Через час в доме аппетитно пахло пирогом, а Вика, сидевшая во главе стола, принимала поздравления.   
А вот драгоценное воспоминание, связанное с отцом. У Стрелковых жил пес по кличке Шарик. Иногда отец выпускал собаку из вольера во двор размяться и катал на ней дочек. Это было немного страшновато, но очень весело.   
Не обходилось и без маленьких конфликтов. Сейчас они вспоминаются с умилением. Как-то Света и Лариса решили покататься на лыжах. Маленькой Люде очень хотелось с ними, но лыж больше не было. Девочки по-хорошему пытались отговорить сестру, которая шла по следу, потом стали кидаться снежками, но та упрямо следовала за ними. Когда выехали в снежное поле, передвигаться Люде стало труднее, она увязала в сугробах, набрала полные валенки снега, а в итоге провалилась в яму. Сестрам пришлось вызволять ее из снежного капкана и отводить домой. Лыжная прогулка была сорвана. Дома мама с улыбкой обняла поссорившихся дочерей и поставила на теплую печку три пары мокрых валенок.   
Когда сестры осиротели, они все пытались понять, за что так Бог  наказал. Тут как раз Пасха наступила. Нахлынули воспоминания о том, как раньше всей семьей праздновали, куличи стряпали, красили яйца. Думали, что Бог их любит, хранит. И вдруг все это оказалось неправдой.
В июне 1999 года о мытарствах пяти сестер рассказали в программе «Город», которая благодаря злободневным сюжетам из жизни Тюмени имела бешеную популярность. И к Стрелковым   потянулись неравнодушные: кто  нес вещи, кто продукты, кто небольшие денежные суммы. А через какое-то время на пороге домика Стрелковых появился Валерий Исаакович Грайфер.
БОЖИЙ ПРОМЫСЕЛ

…Море оказалось золотым. Вздрагивая под легким дуновением знойного ветра, оно покрывалось мелкой рябью, ослепительно ярко отражавшей солнце… Воздух пах свежим арбузом и йодом. Девчата, ничего масштабней озера Андреевского не видавшие, замерли в восхищении. Еще месяц назад они и мечтать не могли о встрече с морем. Его золотой блеск и тепло постепенно проникли в замерзшие детские души, растопили застывшую боль. Три месяца, проведенные в детском лагере в Анапе, морально укрепили девочек, домой они возвращались обновленными. Путь лежал через Москву. Там чудеса продолжились…  
В маленьком и уютном храме Живоначальной Троицы, окруженном реликтовыми деревьями старинного Воронцовского парка, они обрели духовного отца. Им стал Валерий Грайфер. Жаль, что редкие в тот час прихожане, зажигающие свечи у древних намоленных ликов и кормящие на аллеях юрких белок матери с малышами, не поняли, что рядом с ними в очередной раз вершилось чудо, Божий промысел… Лишь древние вязы, липы и дубы вознесли за это хвалу молитвенным шепотом желтеющей листвы.
После таинства крещения было застолье, на нем духовный отец объявил девочкам о том, что скоро они будут жить в Тюмени в просторной квартире, которую он для них купил. В начале февраля 2001 года сестренки справили новоселье.    


СВОИ ПЯТЬ ПАЛЬЦЕВ

Прошли годы. Девчата выросли. Сегодня у каждой есть семьи, дети. Старшая сестра Лариса живет в Нефтеюганске.  Остальные четыре сестры – в Тюмени. Света – счастливая мама троих детей: дочке Виолетте – 12 лет, сыну Арсению – 6, а Валерии, названной в честь двух дедушек, – 5 лет. Алексею, сыну Ирины – 11 лет. У Люды подрастает Максимка, которому через полгода исполнится три. Виктория, которая когда-то запачкала платье в луже и не прокатилась из-за этого на карусели, в сентябре пойдет провожать в первый класс Кирилла.
А ее второму сыну Сашеньке исполнился годик.
Оглядываясь назад, вся эта большая семья с теплотой вспоминает пролетевшие под крылом крестного годы.
– В самом начале нашего знакомства, когда мы первый раз отдыхали на море, Валерий Исаакович приехал в Анапу на несколько дней, – говорит Люда. – И пригласил нас покататься на катере. Солнце, море, теплый ветер...  Крестного до этого видели только в строгом костюме, немного перед ним робели. И тут он появился в бейсболке, шортах, такой домашний, простой. Мы разрезали арбуз и ели его, сидя на палубе, беседовали, любовались морем. Валерию Исааковичу повязали на грудь платочек, чтобы он арбузным соком не запачкал футболку. Это было так забавно и трогательно.   
Общение с крестным по душам дорогого стоило. В неторопливых разговорах девочки многое узнали о его многогранной, большой судьбе, да и о жизни вообще.
   
– Несмотря на высокое положение в обществе, он остался очень скромным, простым человеком с добрым сердцем, – говорит Света. – Думаю, все идет от семьи, от правильного воспитания, от примера родителей. Валерий  Исаакович   рассказывал, как у него дома собирались ребята-однокурсники – голодные веселые студенты. И мама, Александра Яковлевна, находила для каждого теплое слово, всегда их подкармливала, хотя сами жили впроголодь. Крестный рано остался без отца, помогал маме и младшей сестренке, знал, что такое нужда, поэтому и сам в состоянии понять человека, ее испытывающего.
Вокруг Валерия Исааковича такие же добрые и светлые люди. Домашние и коллектив – одна большая дружная семья. До ухода в декретный отпуск я тоже работала в РИТЭКе, юристом. У нас была корпоративная традиция: на все праздники первый бокал поднимать за здоровье Валерия Исааковича Грайфера. Его уважают все – от Президента России до простого повара на месторождении.
В силу возраста мы не могли сразу оценить, что сделал для нас крестный. Только сейчас, когда есть свои семьи и дети, начинаем  понимать. Валерий Исаакович часто говорит: «Вот пять пальцев на моей руке – какой ни рань, будет одинаково больно». Теперь каждый пальчик – это уже не просто отчаявшаяся девочка-сирота, которую он взял под свое крыло, это уже пять счастливых семей – плод его духовного труда…


«Краснобай» - это самое настоящее «житье-бытье» русских крестьян Заволжской деревни. Это трагедии и радости, горечи от потерь, и счастье от приобретений и немногочисленных, но принимаемых с большой благодарностью подарков судьбы. Герои - простые трудящиеся люди, которые жили, любили, преодолевали все тяготы и невзгоды судьбы.
«Вековая бедность, с которой свыклись крестьяне Киселевки» стучится в каждое окошко крестьянской избушки, отворяет любую дверь и хозяйкой заходит в сени, чтобы, казалось бы, пуще прежнего озаботить каждого кормильца и труженика о «краюхе хлеба».
На фоне всеобщей борьбы за существование, то и дело разворачиваются любовные драмы, общественные конфликты и бытовые ссоры. Но крестьяне не сдаются, они трудятся изо всех сил, и работают в поле по правилу - один за всех и все за одного.
Любовная линия берет свое начало с зарождения тонких чувств между Аннушкой и Андрейкой: так, тихо-тихо, шепотом да «полувздохами» каждый день зовет Андрей «свою Аннюшку», и сам ветер шелестящими листьями доносит его голос до любимой.
С невообразимой нежностью сплетаются две души и два сердца. Держась за руки, идут влюбленные, будто бы не по твердой и сырой земле, а по пуховым и мягким облакам. Но недолго быть этому счастью: несчастный случай заберет Андрейку у Аннушки, оставив ее один на один с «окровавленным» сердцем и невосполнимой потерей. В пух и в прах разбивается вся надежда ее и вера в лучшее - не жить ей больше с любым и милым сердцу супругом, жить ей с «поротым» и «кривым» Алешей. Как и все деревенские бабы, с мужеством принимает она свою женскую долю: прощает за побои Алешу, поднимает детей на ноги, и работает не покладая рук. Единственная отрада в ее жизни - дети, особенно добрый сердцем и мягкий нравом сын Яков по прозвищу «Краснобай».
Образ Аннушки - это образ всех женщин 19 века жестко ограниченных уставами домостроя, где она – раба обстоятельств и своего мужа, такого же, впрочем, безвольного и не раз жестоко «побитого» жизнью. Озлобленность и бессилие супруга оборачиваются для нее жестоким уродством и болью размером во всю «горькую» и несчастную Русь.
Нужда, нищета, голодуха, - вот в чем варится Великая Русь, где лишь иногда вопрошают крестьяне у господа Бога, за что им достались такие страдания. Но все равно гнутся в поле их спины, чтоб у господ «за пазухой» хлеба досыта было. И нет у них, бедных, заступников, и никогда не было, только «суд людской, кнут господский, да гнев Божий».
И так изо дня в день: «стерпится-слюбится, крепись, терпи, да помалкивай». Забирают в рекруты молодых и крепких парней, успевших с господской земли половину хлеба убрать, для себя же ни зернышка на зиму не заготовив, - терпи, сдирают с крестьян барские приказчики «три шкуры», - тоже терпи.
И невольно задаешься вопросом, а кому на Руси хорошо жить? Чем же так заслужили эти простые люди такие страдания?...
«Разбирая в очередной раз свой семейный архив, я внимательней пригляделся к «скоросшивателю» со стопкой листов с еле заметным, напечатанным на них более 40 лет тому назад текстом. Это оказалась повесть «Краснобай», написанная моей мамой— Сорокиной Александрой Яковлевной в 1957 году. Мы с сестрой Ириной знали об этом ее сочинении, знали о мытарствах при попытках издать повесть, читали многочисленные рецензии с наказом автору «совершенствоваться в писательском деле».
 С эгоизмом молодости мы не предавали значения этой маминой страсти. И вот теперь, будучи значительно старше, чем она в те годы, я понял, насколько мама была душевно глубока и литературно одарена, каким огромным нравственным потенциалом она обладала. Думаю, что взявший эту повесть в руки с интересом прочтет о жизнях и судьбах русских крестьян в прошлом веке в голодном Заволжье.
Для нас же, близких ее людей — детей, внуков и правнуков, — это как бы луч света из прошлого. Мама сегодня своей яркой повестью подтвердила память родству своему. Мы гордимся ею, и помнить будем всегда». — Валерий Грайфер.Предлагаем читателям ТОР ознакомиться с отрывком из повести

— Эй ты, пахарь, вставай, Яков! — ясно слышал голос Феди, но никак не мог открыть словно слипшиеся глаза.
Поднявшись с кровати, где спал с матерью и Полькой, он разглядел отца и деда, сидящих за столом. За окном чуть брезжил рассвет. Мать суетливо собирала еду в узелки. Федор подвел сонного Якова к ушату и, наклонив ему голову, вылил на нее целый ковш воды.
Сон как рукой сняло, быстро прожевав поданный матерью завтрак, он заспешил во двор, где стояли запряженные лошади, одна в телегу с лежавшим в ней мешком с посевным зерном, вторая в рыдван с бороной в ней.
Усевшись в рыдван к Федору, мальчик взял вожжи и дернул лошадь. Отдохнувшие за ночь лошади весело бежали дробной рысью, поматывая головами.
От дворов выезжали такие же телеги и за околицей расползались по своим наделам. Быстрым показался путь Якову до кирпичного пруда, виляя между межами, наконец добрались до своего поля.
Земля была уже готова к приему зерна, любовно вспаханная и разбросанная Федором.
Быстро распрягли лошадей, Федор отогнал Карюху к пруду, а Алексей впряг мерина в борону. Тихон вытащил из телеги лукошки с лямками и наполнил их зерном пшеницы из мешка.
— Яков, вот маленький мешочек, насыпай в него чашкой из мешка и подноси нам!
— Ладно, тять, — встрепенулся мальчик, гордый сознанием, что и он включен в труд старших.
Долго молился Тихон на восток, прося у Бога урожая хлеба, за ним крестился Алексей, потом оба сняли картузы и, подобрав порты, разулись.
— Ну, Господи благослови. — Надев на шею лямку с лукошком, Тихон двинулся по полю, за ним Алексей.
Пошли сеятели. Придерживая левой рукой лукошко, правой набирая зерно и широким взмахом раскидывая его по полю.
Как зачарованный глядел Яков на деда, казался он ему Еруслан Лазаревичем, про которого рассказывала бабка Мотря.
Широкую бороду и длинные волосы трепал утренний ветерок, и вся фигура деда на фоне восходящего солнца казалась богатырской. Куда делась сутулость? Казалось, от взмаха его руки повалятся полчища супостатов, а из земли поднимутся грозные дружины.
Медленно шел дед и после каждого шага поле покрывалось золотыми крупинками зерна. Отец, поотстав от деда, казался тоже каким-то особенным.
— А ну, давай, давай, — крикнул он, повернув голову, и Яков, утопая босыми ногами в прохладной и мягкой земле, побежал к отцу, держа наполненный мешочек в обеих руках, а Федор, наладив борону, уже двигался с конца поля.
Со всех сторон виднелись такие же фигуры мужиков на своих полосках, а на межах, подняв оглобли, стояли шалашами телеги и рыдваны. Черными кочками торчало на гладком поле воронье.
Солнце приближалось к зениту, и его весенние лучи все сильнее нагревали землю, притомился Яков, мокрая рубашонка липла к лопаткам, мешая движениям, и уже не казался
дед сказочным богатырем, злее звучал голос отца.
— Ага, кум, пристал! — весело зубоскалил Федор, — а ну, стой, держи мерина и легонько веди его вперед, сейчас мы сделаем… — Побежав к началу поля, он взвалил тяжелый мешок на плечи и, обгоняя сеятелей далеко впереди их, поставил его.
— Ну вот, теперь у них зерно кончится и мешочек здесь и бегать тебе, бедолаш, не надо, а потом мы подойдем и еще его вперед подкинем…
— Ты садись на спину лошади, а я пойду тятьку подменю, небось притомился.
Забравшись на лошадь с помощью Федора. Яков огляделся с высоты лошадиного крупа.
— Дядя Федя, кто это скачет, глянь, глянь, во‑о-на, — показал он рукой на быстро приближающуюся черную точку.
Федор ясно увидел беговые дрожки господского приказчика. Рысак с подстриженной гривой и хвостом несся прямо по пахоте, по направлению к ним. На дрожках Федор разглядел приказчика, старосту и еще третьего кого-то незнакомого…
— К кому это?.. — дрогнуло где-то под ложечкой. — Не к добру…
Повернувшийся отец и Алексеи тоже выжидательно смотрели на скакавшую уже по их посеву лошадь.
— Ты что же это, старый хрен, самоуправничаешь? –9 заорал на Тихона соскочивший с дрожек приказчик. — Тебе сказано было явиться к старосте?
— Постой… ты к чему это, барин?
— А к тому — недоимки с зимы еще не уплачены, а на землю лезешь?
— Дык как же так? Я ж ставил палец на бумагу, что первый же обмолот, заплачу.
— Знаем мы первый твой обмолот, разговаривать мне с тобой некогда. Барин приказал забрать у неплательщиков по десятине, а потому убирайся сейчас же с этого конца.
— В уме ли ты, барин? Максим Иванович, — обратил он умоляющее лицо к старосте, — заступись! Сделай милость. Вот, корова отелится, баранов иродам, все выплачу, сам знаешь.
— Господская воля, чего я могу сделать, — развел руками староста.
— Дак мы уже вспахали и засеяли почти половину, — пробовал вставить свое слово Алексей, —ведь труда тут сколько?
— Знать ничего не желаю, отмерить десятину, — приказал он стоявшему за ним землемеру.
Тот снял с дрожек деревянный, как большой; циркуль, сажень и пошел к началу полосы.
Со всех сторон сбегались мужики и образовали большую группу около метавшегося Тихона.
— Братцы, да что ж это такое, братцы, — протягивал он натруженные руки к односельчанам, — ведь сколько годов я гну спину на этой полосе, сами знаете, потом она вскормлена моим и сына, братцы, за што?
Сочувственно гудели голоса мужиков.
— Теперя и у меня отберет барин за недоимки, а у меня их шесть душ — это как?
А уж приказчик по-хозяйски обходил поле, давая указания землемеру сколько и откуда мерить.
Обезумевший Тихон бежал за ним, спотыкаясь.
— Креста на вас нет, анафемы, шкуру с костей содрать готовы с мужика! — слышались возмущенные голоса.
Опустив голову и стиснув от боли зубы, стоял Федор, сжав кулаки так, что ломили пальцы. Он еле сдерживался, чтоб не броситься вперед на ненавистные фигуры и разнести их так, чтобы ворон костей не собрал.
— Не дам, не пущу, — хрипел Тихон, вырывая из рук землемера сажень.
С саженью в руках он встал на поле и, обезумевший, кричал приказчику:
— Не подходи, не подходи лучше, убью-ю!
Тот, подскочив к старику, замахнулся арапником:
— Да я тебя, сукин сын, в землю вгоню…
Но Федор вырвался вперед и загородил отца, мужики молча окружили Тихона полукольцом.
— Не замай, барин! — И столько ненависти и глухой злобы было в этих словах, что приказчик невольно опустил руки.
— Это ж бунт! В «холодную» захотели?! Я вам покажу бунтовать! Староста, переписать всех мужиков, которые здесь были, и представить мне вечером список! — сказал он, быстро садясь на дрожки. Кряхтя, за ним уселся староста и землемер.
Рысак дернул головой, рванулся с поля по направлению к барской усадьбе.
Ослабевший Тихон со стоном упал на землю и забился в бессильном старческом плаче.
С суровыми лицами молча расходились мужики.
Алексей и Федор старались поднять Тихона:
— Ну, будя, батя, будя! — говорил Федор, чуть не неся на руках отца к телеге. Страшно ругался Алексей, вспоминая и Христа и Богородицу.
Все забыли о маленьком перепуганном насмерть мальчике, забившемся под рыдван и старавшемся понять, за что эти чужие враждебные люди обидели его гордого деда, за что испортили так чудесно начатый день. Почему он еще не большой, он бы с шашкой в руках бросился на врагов, зарубил бы их всех, защищая деда… Он бы им задал!..
А в стороне валялся перевернутый ногой приказчика мешок и рассыпанные золотистые зерна, как слезы, блестели на солнце.
 

Родился 20 ноября 1929 года в г. Баку Азербайджанской ССР. Окончил Московский нефтяной институт им. И.М. Губкина (1952 г.) и Институт народного хозяйства (1976 г.). Прошел большой трудовой путь от помощника мастера нефтепромысла до заместителя министра нефтяной промышленности СССР, руководителя крупнейшего в стране нефтегазового главка - Главтюменнефтегаза.
 
1952-1956 гг. - помощник мастера по добыче нефти, инженер по труду и нормированию, заведующий внутрипромысловой перекачки, мастер по добыче нефти, начальник производственно-технического отдела объединения «Татнефть» Министерства нефтяной промышленности СССР, г. Альметьевск Татарской АССР.
 1956-1957 гг. - начальник отдела добычи нефти и газа-заместитель главного инженера объединения «Татнефть» Министерства нефтяной промышленности СССР, г. Казань Татарской АССР.
1957-1962 гг. - начальник отдела добычи, переработки нефти и газа управления нефтяной промышленности Татарского совнархоза, г. Казань Татарской АССР.
1962-1964 гг. - управляющий трестом «Татнефтегаз» управления нефтяной промышленности Татарского совнархоза, г. Альметьевск Татарской АССР.
1964-1972 гг. - главный инженер-заместитель начальника государственного производственного объединения «Татнефть» Министерства нефтяной промышленности СССР, г. Альметьевск Татарской АССР.
1972-1985 гг. - начальник планово-экономического управления, член коллегии Министерства нефтяной промышленности СССР, г. Москва.
1985-1990 гг. - заместитель министра нефтяной промышленности СССР-начальник Главного Тюменского производ-ственного объединения по нефтяной и газовой промышленности «Главтюменнефтегаз» Министерства нефтяной промышленности, г. Тюмень.
1990-1992 гг. - заместитель председателя научно-технического совета объединения «Татнефть» Министерства нефтяной промышленности СССР, г. Москва.
1992 г. - исполнительный директор по научно-техническому прогрессу и экологии нефтяного концерна «Лангепасурайкогалымнефть» (ЛУКойл) Минтопэнерго РФ, г. Москва.
С 1992 г. - генеральный директор акционерного общества «Российская инновационная топливно-энергетическая компания» (АО «РИТЭК»), г. Москва.

•   Орден «Знак Почёта» (1959)
•   Заслуженный деятель науки и техники Татарской АССР (1966)
•   Орден Трудового Красного Знамени (1966)
•   Заслуженный работник нефтяной и газовой промышленности РСФСР (1967)
•   Отличник нефтедобывающей промышленности СССР (1967)
•   Медаль «За доблестный труд» (1970)
•   Орден Ленина (1971)
•   Ленинская премия (1976)
•   Почётный нефтяник (1979)
•   Медаль «Ветеран труда» (1984)
•   Медаль «300 лет Российскому флоту» (1996)
•   Орден Дружбы (1996)
•   Орден «За заслуги перед Отечеством» 4-й степени (1999)
•   Премия Правительства РФ в области науки и техники (2001)
•   Почётный гражданин Ханты-Мансийского АО (2001)
•   Золотой знак «Горняк России» (2002)
•   Лауреат Республиканского общественного конкурса «Республика Татарстан. XXI век» (2002)
•   Премия «Золотой РОСИНГ» (2003)
•   Орден «За возрождение России. XXI» (2003)
•   Премия имени Н.К. Байбакова (2004)
•   Медаль «В память 1000-летия Казани» (2005)
•   Орден «За заслуги перед Отечеством» 3-й степени (2007)
•   «Золотой знак заслуги перед РГУ нефти и газа им. И. М. Губкина» (2009)
•   Орден Александра Невского (2014)
•   Почётные грамоты Президиума Верховного Совета Татарской АССР (1958), обкома ВЛКСМ Татарской АССР (1971),                                Миннефтепрома СССР и ЦК профсоюза рабочих нефтяной и газовой промышленности (1989), Президента РФ (2009)
•   Заслуженный работник Компании (ОАО «ЛУКОЙЛ»)
•   Почётный работник топливно-энергетического комплекса
•   Почётный гражданин Ямало-Ненецкого АО.
•   Благодарность президента РФ за достигнутые трудовые успехи имноголетнюю добросовестную работу (30.06.2019)