75-летний юбилей со дня своего рождения отметил в 2021 году заслуженный работник нефтяной и газовой промышленности Российской Федерации Иван Калистратович Диниченко. Профессиональная судьба этого человека связана с Тюменским Севером, городом Сургутом и его градообразующим предприятием — ПАО «Сургутнефтегаз». 

 
— Иван Калистратович, расскажите о детстве, родителях и малой родине. 
 
— Я родился на Алтае в рабочем поселке Малиновое Озеро, там и детство с юностью прошли. Родители были из крестьян. Отец Калистрат Владимирович — с Полтавщины, а мать Екатерина Андреевна — из Великого Новгорода. Во время столыпинской аграрной реформы они в поисках лучшей доли приехали в Сибирь. 


Как и всем ровесникам буйного XX века, им выпало в жизни множество испытаний. Мама осиротела во время переезда на Алтай. Родители ее, скорее всего, подхватили в поездке какую-то болезнь, что часто случалось. На новом месте жительства одиннадцатилетняя девочка стала работать в людях нянькой, как чеховская Варька из рассказа «Спать хочется». Нужно было самой как-то кормиться и младшего брата Гришу растить. 
Семье отца на новом месте повезло больше. Его родители, старший брат Анисим и он сам рьяно взялись за работу, и к 1917 году были уже крепкими середняками. Но тут грянула революция, за ней — гражданская война, следом — коллективизация. Все, что заработали с большим трудом, потеряли. А папу еще и в колчаковские войска угнали. Повезло, что остался жив, а под Челябинском, когда белых разбили, ему и нескольким землякам (видимо, «под шумок») удалось сбежать домой. 
Вершиной случившихся бед стала самая масштабная трагедия XX века — Великая Отечественная война. На фронт ушел мой отец, его брат и мои родные братья Иван и Василий. Нетрудно представить, что пережила мама, по очереди их провожая. 
Ваня пропал без вести в 1943 году. Не вернулся домой и старший брат отца — дядя Анисим. Он похоронен рядом с местом последнего боя, где-то в прибалтийских лесах. 
Папа во время войны служил кавалеристом — конным посыльным, часто под пулями со срочными донесениями и пакетами от командования прорывался на передовую. Дошел до Эльбы, вернулся в 1945 году домой с орденами и медалями, в том числе медалями «За боевые заслуги» и «За отвагу», двумя орденами Красной Звезды. Ранения его миновали, только контузило. Остался жив и средний сын Василий, правда после сильной бомбежки попал в госпиталь, а потом по здоровью был комиссован. 
Испытания, выпавшие на долю родителей, не способствовали легкости восприятия мира, жизни. И нас они держали в ежовых рукавицах, старались воспитать честность, порядочность, чтобы перед людьми не краснеть. Ну и, как всех крестьянских ребятишек, рано приучали к труду. 


Например, каждую весну талая вода вымывала из огорода грунт, и мне приходилось таскать песок для новых грядок. Тачка вмещала около ста килограммов песка. Отец приделал к ее ручкам лямку, я впрягался, как маленький пони, и тащил свою ношу. От огорода до «залежей» песка было метров триста, а «ходок» нужно было сделать тоже около трехсот. Тяжело было, зато какие мышцы я накачал! 
Благодаря огородному «фитнесу» первые места в соревнованиях по плаванию были мои, по лыжам я тоже неизменно лидировал. И мой портрет на Доске почета в местном клубе имел постоянную «прописку». 
 
— А какими были герои мальчишек Вашего времени? 
 
— Мы восхищались сильными людьми, способными на большие и красивые поступки. Помню, в школу приехал летчик Водопьянов, который совершил первую в мире посадку на лед в районе Северного полюса. А еще в 1934 году он участвовал в спасении людей с затонувшего грузового судна «Челюскин». После крушения 104 человека, в том числе новорожденный ребенок, несколько месяцев в условиях полярной зимы ждали, пока их найдут и заберут со льдины. Они там разбили лагерь. Мы, мальчишки, слушали летчика с открытым ртом. А после громко обсуждали между собой встречу с героем, и все как один стали мечтать о небе. 
С высоты прожитых лет понимаю, что герои в то время были вокруг нас, а не только такие далекие, как Водопьянов. Это и фронтовики, такие, как мой отец, как наш ректор института А. Н. Косухин, партизан-подпольщик, участвовавший в подрыве симферопольского гестапо. Жаль, что они не любили рассказывать о войне, слишком свежи еще были раны…
Героями были и наши легендарные первопроходцы — геологи, бригадиры буровых бригад, да и многие руководители масштаба Муравленко, Салманова, Барсукова… 
  
— А как Вы попали в нефтянку?
 
— В 1964 году, я тогда в десятом классе учился, получил письмо от брата Василия, который после окончания Ленинградского института связи работал главным инженером линейного управления связи в Тюмени. Он писал, что открывается индустриальный институт. Мол, приезжай, выучишься на буровика, это настоящая мужская работа, и за нефтью будущее.
Я собрал вещи и поехал, а вскоре стал студентом первого в «индусе» (так народ почти сразу окрестил вуз) набора студентов, сегодня уже ставшего историческим. 
За то, что смог без проблем поступить в институт, очень благодарен нашей деревенской Малиноозерской школе и коллективу педагогов. Знания они дали основательные! 
На одной из ознакомительных лекций в самом начале учебы кто-то из преподавателей спросил: «Ребята, ну вы хоть нефть-то видели?» Тюменские промолчали, а я, сам от себя не ожидая, громко крикнул: «Нет!» Тогда и подержал в руках колбу с черным золотом, которое так или иначе на всю жизнь стало объектом помыслов, трудов, решений, причиной разных по эмоциональному окрасу событий…


— Тюмень в те годы полностью оправдывала свое название «столица деревень», но все же это был город. Не задавил он своими масштабами паренька из рабочего поселка Малиновое Озеро?
 
— Нет, я был не робкого десятка. Однако помню, на улице Республики переходил дорогу и засмотрелся на здание главпочтамта — диво дивное! Это же было самое красивое здание в Тюмени, а у нас в деревне вообще все деревянное… Сзади подъехала «Волга». Водитель дал такой сигнал, что я подпрыгнул и в мгновение ока оказался на тротуаре. Шофер шикарного авто с громким хохотом умчался прочь… 
 
— Что запомнилось из студенчества?
 
— И самостоятельная жизнь в общежитии, и подработка грузчиком на пристани, и производственная практика на Похромском месторождении в Березовском районе. Там за четыре месяца со всех ракурсов смог увидеть Север. В первую очередь, абсолютно разных людей — от увлеченных романтическими комсомольскими целями созидателей до прожженных зэков. И северную неустроенность, и суровый нрав, и богатство природы. Она на Похромском совершенно еще была не тронута цивилизацией. 
Когда мы приезжали с вахты в Игрим на выходные, выменивали у хантов сосьвинскую селедку. Кинешь в трехлитровую банку с этой нежнейшей рыбой соль, и пока идешь на берег реки, она уже готова. Сегодня такая селедка считается одним из лучших рыбных деликатесов мира. Жаль, что водится только в небольшом притоке Оби — Северной Сосьве, рядом с Игримом… 
А что касается учебы, запомнилось, как на первом курсе выступал на конференции молодых специалистов, а потом в студии тюменского телецентра по итогам конференции снимали передачу. 
Оба выступления получились «шедевральными» — краснел, бледнел, запинался, а после очень переживал. Тогда заведующий кафедрой «Бурение нефтяных и газовых скважин» Виктор Ефимович Копылов объяснил, что не каждый первокурсник имеет смелость выступать перед такой серьезной аудиторией, и втолковал, что этот бесценный опыт надо продолжать обогащать. 
И был этот преподаватель от Бога сто раз прав! Сколько раз мне потом в течение жизни приходилось выступать перед разными аудиториями — от больших трудовых коллективов до встреч с зарубежными делегациями. 
 
— Кто из преподавателей вуза оставил особенный след в Вашей судьбе?
 
— Благодаря таким людям, как В. Е. Копылов, мы и стали теми, кем стали. Виктор Ефимович всю свою жизнь посвятил Тюменскому индустриальному институту (ныне университету). Более десятка лет успешно руководил «индусом», основал уникальный научно-технический музей при вузе. Мы, выпускники, с ним всегда поддерживали связь. Особенно часто я стал встречаться, когда был заместителем генерального директора «Сургутнефтегаза» и членом попечительского совета Тюменского государственного нефтегазового института. И очень рад, что имел возможность сказать Виктору Ефимовичу, что он — мой первый настоящий учитель, что всегда старался брать с него пример! 
Не могу не отметить и декана нефтегазопромыслового факультета К. П. Путятина, преподавателей кафедры: Трубникова, Богачёва, Карачёва и т. д. Вклад каждого из них позволил в сжатые сроки сделать вуз настоящей кузницей кадров для топливно-энергетического комплекса Западной Сибири. 
  
— Как начался Ваш трудовой путь?
 
— В 1969 году, получив специальность горного инженера по бурению нефтяных и газовых скважин, я и несколько других ребят были направлены в Сургутскую контору разведочного бурения № 4 (КРБ-4). 
Был август, когда мы приехали на место. Кадровик проводил к начальнику конторы Юрию Александровичу Цареградскому, только-только назначенному на эту должность. Его, молодого, перспективного специалиста, пригласил в Сургут из Куйбышева сам Виктор Иванович Муравленко, руководитель «Главтюменнефтегаза». 
Встретил Юрий Александрович нас доброжелательно, с каждым побеседовал и… отправил на буровую. Хорошая была практика: сначала потрудись на вышке, а дальше — кто на что способен. И работа эта начала приоткрывать тонкости нелегкой профессии, ни в одном из учебников и пособий не описанные. Но вскоре меня призвали в армию, так как в институте не было военной кафедры. Год отслужил в ракетных войсках, потом вернулся в ту же бригаду Владимира Ивановича Коренного. Еще через полгода меня перевели бурильщиком-оператором, дальше пошел по линии технологии. 
В. И. Коренной, Г. П. Еремин, А. К. Прокаев, начальник участка бурения Н. В. Кузнецов, главный технолог В. К. Кордиалик, М. Ф. Зарипов… Сегодня эти люди золотыми буквами вписаны в историю нефтяного Тюменского Севера. Я многому у них учился, будучи технологом, бывал во всех бригадах — тогда как раз стало развиваться наклонно-направленное бурение. 

— Каким запомнили Сургут начала Вашей северной эпопеи? 
 
— Коренные жители обитали в вековых деревянных избах, держали огороды, скот. А новые районы — НГДУ, Строителей, Геологов — мы «растили» своими руками. Самый продвинутый был район НГДУ — жизнь там бурлила, было много молодежи, отовсюду звучала музыка, тогда как раз появились кассетные магнитофоны. Был и клуб. 
Поначалу изматывало бездорожье. Мы, молодые специалисты, в первый раз в город прибыли на небольшом самолетике Ли-2. Дальше всех погрузили в автобус. Доехали до Саймы-реки. Водитель говорит: «Выходите!» Мост был совсем хилый, поэтому он поехал по мосту пустой, а нам пришлось пешком топать. 
К нашей конторе и производственной базе из общежития без болотников не было возможности пройти. На буровую ездили на «Уралах», автобусов не было, дорога — лежневка. Вот и трясешься по кочкам. Когда приходили мыться в общую баню, часто шутили: если синяки на пятой точке, значит, буровик. 
Но наше поколение стонать было не приучено. Поэтому трудились, да еще с песней и задором, ведь молодость брала свое. Не меньшей силой духа обладали и женщины. 
Моя супруга Валентина Яковлевна приехала в Сургут в 1966-м, на три года раньше, чем я. Работала на буровой лаборантом-коллектором. Тоненькая, как веточка, девчонка, без отрыва от производства окончила институт, стала геологом. Она никогда не роптала на судьбу, во всем меня поддерживала. А ведь дома мы не часто бывали. Но воспитали двух дочерей и сына. На данный момент у нас четверо внуков. В этом году отметили золотую свадьбу.

—  Как в дальнейшем развивалась Ваша карьера?
 
— В 1973 году без отрыва от производства меня избрали секретарем первичной комсомольской организации управления буровых работ. Я тогда уже работал старшим инженером-технологом. Параллельно принимал активное участие в организации комсомольско-молодежных трудовых бригад. Одним из первых таких коллективов стала бригада бурового мастера В. С. Федорина. И пошли рекорды – 55, 65, 70 тысяч метров проходки. Поистине это было время дерзких и смелых людей, у которых я, молодой специалист, учился преданности делу. Такими были и Левин, и Агафонов, и Пономарев, и Федорин, и Еремин.   
В 1975 году меня командировали главным технологом в Урайское управление буровых работ. В то время прежнее УБР в полном составе перебазировалось на Самотлор, а в Урае осталась только экспедиция геологов. Из нее мне предстояло сделать настоящее УБР по типу Среднего Приобья.  В декабре с главным инженером «Запсиббурнефть» А. К. Сабирзяновым мы приехали на буровую. А там не буровая вышка, а какой-то сталактит стоит, настолько она обледенела!
Первый месяц для меня был настоящим испытанием. Использовалось допотопное оборудование, трубы, турбобуры, долота, станки БУ-75 с дизелями… В общем, не бурение, а одна маета. После проведенного мной расширенного совещания в присутствии специалистов из «Главтюменнефтегаза» и объединения «Сургутбурнефть» было принято решение заменить инструмент и оборудование, оснастить емкостями. С помощью заместителя начальника главка Сафиуллина и начальника главка Муравленко стали завозить новый инструмент, емкости, электродвигатели. Стали переводить станки на электропривод, учили помбуров и бурильщиков работать по новой технологии. И в течение двух лет управление буквально преобразилось.  
В 1979 году меня пригласили главным инженером в Холмогорское УБР-2, которое впоследствии переименовали в Сургутское УБР-3. И вновь пришлось все начинать с нуля. Начальником управления был В. П. Ерохин, которого я еще в первом управлении учил бурению наклонно-направленных скважин. Нужно было выйти на уровень других сургутских управлений буровых работ, создать материально-техническую базу, скомплектовать новые бригады. И тогда стали переманивать к себе высококлассных специалистов. Бывали командировки в другие районы страны, откуда привозил бригады в полном составе. И в воинские части ездил, агитируя демобилизованных солдат на Север. 
Обучали новичков в школе буровых кадров. Многие стали учиться на открывшемся в Сургуте вечернем отделении Тюменского индустриального института. И некоторые выросли до руководителей, доработали до пенсии. А ведь собирались пожить здесь годика три-четыре от силы. 
Когда Ерохина забрали в объединение, я заволновался… И не зря! При новом руководителе год оказался провальным, плановые показатели не выполнялись. Начальники цехов и специалисты массово стали подавать заявления на увольнение. Встал вопрос о смене начальника, и в руководстве объединения решили, что я лучше всех подойду на эту должность. Так что работа у меня осталась на старом месте, в управлении, но решать пришлось более сложные задачи. 
При мне в управлении началось бурное увеличение проходки на бригаду и в целом по УБР-3. Мы внедряли самые передовые методы, коллектив не боялся новаторских идей. Почти пять лет проработал я в должности начальника УБР, и только два человека за это время покинули коллектив. Было пять буровых бригад, была задача за три года довести до десяти. Я продолжил привлечение в управление отслуживших в армии ребят, молодых специалистов из Тюменского индустриального института. Стали использовать вахтовый метод, были бригады из Башкирии, Краснодара. 
Наше управление было молодым, средний возраст — двадцать семь лет, и вскоре стало комсомольско-молодежным коллективом. И в отрасли, и в управлении появились «бригады-стотысячницы», лидерами стали Василий Дмитриевич Тимошенко, Петр Викторович Евтушенко, Владимир Павлович Сукач. А какие страсти кипели, когда «копья» скрестили два соперника, два Сергея — наш молодой мастер Ананьев и Ворушилов из УБР-2! И комсомольско-молодежная буровая бригада Сергея Ананьева 31 декабря 1989 года установила мировой рекорд по проходке – 170 025 метров, который до сих пор не превзойден…
В 1988 году меня перевели в объединение «Сургутнефтегаз» заместителем генерального директора по кадрам — непосредственно моим руководителем стал Владимир Леонидович Богданов. 


— Как работалось в новой должности? 
 
— Встретил перевод, мягко говоря, не с восторгом. Я же буровик, а не кадровик! Пока позволяло здоровье, работал на совесть, думаю, смог принести пользу производству. Вовлекал в процесс бригады капитального ремонта из других объединений, можно сказать, целыми управлениями переманивал к нам в Сургут. На мне было и проведение собраний по всем структурным предприятиям ПО «Сургутнефтегаз» во время выборов их руководителей. Ими становились действительно полезные и правильные люди. 
 
— Коллектив жил не только работой. Расскажите, как проводили совместный досуг.
 
—  Ездили за грибами, ягодами, благо места к этому располагают. Собирались, конечно, на праздники, устраивали конкурсы. С улыбкой и хорошим настроением шли на митинги — 1 Мая, 9 Мая, октябрьский. Каждое предприятие старалось выделиться на фоне остальных. Украшенные колонны, грузовики в цветах, портреты вождей. И все это стройными колоннами мимо трибун. Нарядные, веселые — такой громадный коммунистический карнавал с музыкой, кумачом и шарами.
Еще запомнилось, как устроили футбольный матч с нефтяниками из Алжира. Сначала я возил спортсменов нашего предприятия на африканский континент, а потом они к нам в Сургут приезжали. 
— В 1992 году Вы переехали в Тюмень. Там началась новая страница вашей работы в команде В. Л. Богданова. 
 
— Да, я стал заведовать отделом капитального ремонта в структурном подразделении — «СургутНИПИнефти». Это крупное научно-исследовательское и проектное корпоративное учреждение, коллектив которого выполняет огромный пласт научных работ, исследований и проектов практически по всем направлениям деятельности предприятия.
В моем подчинении как начальника отдела было три лаборатории. И если мы получали из Сургута команду срочно подготовить какие-то проекты — работали днем и ночью. Это было очень интересное время…
В 2009 году пришла моя пора уходить на заслуженный отдых. Владимир Леонидович не дал долго почивать на лаврах. Меня избрали членом совета директоров ПАО «Сургутнефтегаз», им по сей день и являюсь.  
За годы работы в команде Богданова я высоко оценил деловую хватку и работоспособность этого неординарного руководителя. В его груди бьется сердце талантливого инженера, которого больше всего интересуют и вдохновляют технологические процессы, в особенности — бурение. 
  
— Не пожалели, что перебрались в Тюмень? 
 
— В начале 90-х перебраться в Тюмень было решением достаточно авантюрным. Это был город с весьма туманными перспективами развития, какой-то неухоженный весь, грязный. Особенно сокрушалась жена Валентина: «Ты куда меня привез?»  Наверное, мне от предков-переселенцев, которые отважились переехать на другой конец земли, этот дух авантюризма достался. Да, я человек рисковый. Столько раз приходилось принимать решения, которые со стороны казались необдуманными, провальными, но, как показывало время, весьма удачными. Сегодня все мои домочадцы довольны, что живем в Тюмени.   
 
­— Есть у Вас лучший друг?
 
— Самый близкий друг — моя жена Валентина. Познакомился я с Валей в 1971 году на дне рождения ее подруги. Потом начали встречаться, в августе этого же года поженились. Свадьба была скромная, но зато до сих пор вместе: в 2021 году — золотой юбилей!
— Знаем, что в Тюмени Вы стали заниматься еще и общественной работой. Зачем Вам это нужно?  
 
— Да, я был председателем совета Сургутского землячества в Тюмени, сейчас просто состою в нем. Участие в его работе дарит мне радость общения, согревает душу воспоминаниями. Где бы ни жили северяне, мы всегда найдем своих земляков! Общаясь и решая сообща какие-то наболевшие вопросы, нам легче и веселее жить… Также состою в Общественном фонде им. В. И. Муравленко. Немаловажно, что фонд реально помогает людям в решении конкретных проблем, а также занимается сохранением памяти — как о легендарных уже руководителях, так и простых тружениках.  
 
— Вы были инженером, потом долгое время занимались кадровой работой, затем научно-исследовательской, общественной. Разные совершенно направления. Как удавалось в каждом добиваться успеха? 
 
— Наверное, от отца передалось. Ему за долгую жизнь кем только не довелось быть. Из-за того, что имел неплохое для деревни образование — четыре класса церковно-приходского училища, — в тридцатые поставили председателем сельского совета. Это были непростые годы, когда за одно неосторожное слово или действие можно было «загреметь под фанфары». После войны отец работал и на лесозаготовках, и в системе общепита, и овощехранилищем руководил. Когда на пенсию ушел, без дела сидеть не стал. Тут про руки отца хочется сказать. Его надежные, сильные, привыкшие с детства к тяжелой работе руки были золотыми. Он умел практически все! Делал из глины горшки, свистульки, кувшины, тарелки, мог из дерева смастерить не только полочку, табуретку, стол, но и дом построить, если нужно, а еще он был умелым печником. Это ведь целая наука — печки класть! 
А когда папа уже был на пенсии, то стал шить фуфайки и шубы на заказ. Где-то раздобыл мощную машинку Zinger, и к нему стали приезжать люди, привозить овчину. И вот он меня поймает и говорит: «Ванька, крути!» Я кручу колесо у машинки, а он шьет… Для моей подвижной натуры это было довольно нудное и утомительное занятие, поэтому старался улизнуть, но не всегда это получалось. Видимо, отцовские таланты, его инженерная жилка, коммуникативные навыки перешли ко мне. Ну и не нужно забывать, что много дал институт, комсомол. 


— А на родине своей бываете? Чувствуете с ней связь? 
 
— Да, конечно! Правда, со времен моей юности все там изменилось, какие-то моменты и не в лучшую сторону. Одним из любимых наших мест был бор, где росли мощные сосны — высокие, с толстыми стволами и сучьями. В Тюменской области таких мощных деревьев не встретишь. Мы, ребятишки, прыгали с ветки на ветку, как бельчата или обезьянки, в «догоняшки» играли или еще что-нибудь придумывали. Уже в зрелом возрасте приехал на малую родину и увидел, что сосновый бор моего детства весь вырубили. Очень жаль!
Но что-то остается неизменным, надеюсь, и дальше человек не будет наносить урон. К примеру, возле нашего поселка есть уникальное озеро Малиновое, по его названию и поселок назван. Вода в водоеме розово-малинового цвета. Соль из этого озера розового цвета подавалась на стол самой императрице Екатерине II, она и хозяйкой озера была. Вода в нем целебная. И такая у нее плотность, что мы, мальчишки, брали небольшие досочки, ложились на водную гладь и не тонули. А уже буквально в двух шагах от озера, если копнуть землю, можно было найти пресную воду. Мы ей обмывались перед тем, как идти домой, ведь после купания в озере все были белые от соли. 
Благодаря современным технологиям можно держать связь с родиной, земляками. Переписываюсь со своими одноклассниками, односельчанами.  Выставляю архивные фотографии, которых ни у кого нет. Дело в том, что в двенадцать лет родители купили мне фотоаппарат «Смена», а потом муж сестры подарил ФЭД.  И я стал, можно сказать, поселковым летописцем, потому что ни у кого не было такой роскоши. Снимал я с удовольствием всех подряд, но больше, конечно, одноклассников, друзей, знакомых. Приходя с очередной пленкой, выгонял домашних из кухни и начинал проявлять и печатать фотографии. 
Выставляю сейчас эти снимки, и многие узнают себя, виды родного заводского поселка. Меня на этих снимках не часто увидишь — сапожник же всегда без сапог!


— Несмотря на эту светлую ностальгию по малой родине, уверена, что если бы была возможность все начать сначала, то Вы пошли бы тем же путем, поехали бы на Тюменский Север…
 
— Однозначно, ведь там я встретил свою профессиональную и личную судьбу. Дни, недели, годы, прожитые в Сургуте, проработанные в ПАО «Сургутнефтегаз», были самые обыкновенные — работали, строили, бурили и не думали, что создаем одну из крупнейших российских нефтяных и газодобывающих компаний, которая сегодня является фундаментом благополучия России. Отрадно, что жизнь прожита не зря!

1985 год — медаль «За трудовое отличие»;
1987 год — медаль «За освоение недр Западной Сибири»;
1989 год — медаль «Ветеран труда»;
1991 год — присвоено звание «Почетный нефтяник РСФСР»;
2006 год — почетный знак «За трудовые заслуги» ОАО «Сургутнефтегаз»;
2006 год — памятная медаль «В ознаменование 140-летия В. И. Ленина»;
2007 год — присвоено звание «Заслуженный работник нефтяной и газовой промышленности Российской Федерации»;
2008 год — присвоено звание «Заслуженный работник нефтегазовой промышленности Ханты-Мансийского округа — Югры»;
2020 год — медаль «К 70-летию тюменской геологии»;
2022 год — лауреат областной премии имени В. И. Муравленко.