80-летнему юбилею Владимира Чертищева посвящается…

Володя с отцом-военнослужащим едут из Владивостока в отпуск. До Тюмени поезд доберется суток за восемь. Они уже обжились в вагоне-теплушке. На станциях мальчик видит платформы с искореженной фашистской техникой. Машины для убийства и разрушения везут на переплавку, зло будет служить добру. Начинается возрождение великой страны, делать это будет он и такие же мальчишки, рожденные в войну и тяжелое послевоенное время.  

***
Мои родители родом из Тюмени. На момент моего рождения (8 ноября 1940 года) семья жила в Сретенске на границе с Китаем.   
В военное время я, конечно, был слишком мал, чтобы что-то понимать. Разговоры в более позднее время о фронтовом пути мужчин моего рода запомнил на всю жизнь. Неизгладимое впечатление оставила гибель супруга родной тети по отцовской линии – Надежды Герасимовны Мусько.
Тетя – директор школы № 25 города Тюмени, она потеряла в этой войне не только мужа, но и многих своих учеников.  
«Иду в бой. Отомщу за вашего мужа и за всех, кто погиб», – напишет Надежде Герасимовне с фронта в своем последнем письме один из тех вчерашних безусых мальчиков.  
Мой отец Сергей Герасимович, военный, непосредственно в боевых действиях Великой Отечественной не участвовал, а вот в 1945-м в боях с Японией побывал. После разгрома Квантунской армии папа дошел до чина полковника в политуправлении Дальневосточного военного округа, исколесил по долгу службы Сахалин, Курилы, Камчатку, Северный Кавказ. 


С ним кочевали и мы с мамой. Мама Елизавета Степановна окончила два института, до отъезда с супругом из Тюмени работала журналистом газеты «Тюменская правда», а потом преподавала в школах. Несмотря на трудности гарнизонного быта, она умудрялась активно участвовать в общественной жизни, возглавляла женсоветы, первичные партячейки школ, где преподавала. 
Папа дома бывал редко, поэтому бытовые вопросы распределялись между матерью и мной. Моя хозяйственная закалка началась с Сахалина: расчистка снега, уборка квартиры, топка печи, колка дров, уход за огородом и курами, готовка нехитрых обедов, пригляд за младшей сестрой… Эти навыки мне очень пригодятся в дальнейшем.
Навсегда в моей памяти останется сахалинское детство 1946–1950 годов! Прекрасная дикая природа побережья Охотского моря, рыбалка на речках и походы в лес на лыжах, летний ход горбуши на нерест, незабываемый морской рынок Южно-Сахалинска, откуда я таскал поистине королевские дары моря. Какой там выставлялся товар! Порой крабовые панцири были величиной с таз, а клешни доходили до полутора метров, да и красная икра не считалась деликатесом. 
Еще запомнились соседи – японцы и корейцы. Японцы держали ярко-рыжих коров какой-то диковинной породы. Они давали по сорок литров в сутки, и даже сейчас (а я немного сведущ в сельском хозяйстве – не зря столько лет занимался в облдуме аграрным вопросом!) могу сказать, что не дадут столько молока породистые и холеные коровы, которых везут в область.   
Тогда, в детстве, у меня проявилось и сильнейшее увлечение – чтение книг. Читать выучился самостоятельно в пять лет. Когда осилил домашнюю библиотеку, стал ходить в городскую, и она стала вторым домом. А еще влюбился в классическую музыку, которую транслировало радио.  
В школе проникся идеями октябрятского, затем пионерского, а позднее и комсомольского движения. После окончания школы даже рвался на Всесоюзную ударную стройку в Темиртау, но не приняли из-за возраста. 

***


С раннего детства мне нравились романтические профессии моряка и геолога. Летом 1957 года, когда мне нужно было сдавать выпускные экзамены и готовиться к поступлению в вуз, маму положили в больницу, а отец уехал в командировку. Пришлось заниматься домом и опекать сестренку Валю, которой было девять лет. 
Положение мамы было серьезным – онкология, которую она до поры до времени в силу своего активного характера просто игнорировала. Пришло понимание, что учебу нужно присматривать поближе к дому.
Жила тогда наша кочующая семья в Краснодаре, поэтому выбор пал в пользу Краснодарского политехнического института. Меня приняли на вечернее отделение, а днем я стал работать учеником слесаря на Краснодарском нефтеперерабатывающем заводе.  
Там понял на деле, что такое тяжелый труд простого рабочего, мозолистые руки, взмокшая от пота роба, как больно бьет крепкое словцо мастера, пусть и по делу. 
Работу и учебу совмещать было сложно, но я еще умудрялся и на спорт время находить (занимался акробатикой, стрельбой, легкой атлетикой, баскетболом, гандболом). Был в числе активистов по развитию кубанского гандбола, играл за сборную института и города, был судьей на соревнованиях. И при этом по успеваемости – четвертый из девятнадцати человек своей институтской группы. При железном режиме и нацеленности на результат человек может все. 


На дневное отделение перешел с третьего курса. А в 1964 году окончил институт, по распределению попал в Азербайджанскую ССР. Жить и работать я хотел на родине, в Сибири, но изменить что-то было нельзя. Я писал Хрущеву, потом Брежневу, побывал на приеме у посла Азербайджана в Москве – все тщетно! В то время, чтобы удержать молодых специалистов на определенных местах, вместо дипломов нам на руки выдавали свидетельства, а сам диплом отправлялся вузом через год на место работы. А далее вопрос с его выдачей уже решало руководство предприятия. 
«Отработаю год и уеду», – такой мыслью утешил я себя.

*** 
Меня, молодого специалиста, направили главным механиком консервного комбината в поселок Маштаги (двадцать километров от Баку на электричке), на котором перерабатывались фрукты, оливки и маслины. 
На всю жизнь я запомнил оливковое масло. Чтобы его добыть, старые немецкие прессы должны были выдавать не менее ста пятидесяти атмосфер, а они могли только сто тридцать. Производственный же процесс имел сезонный характер, а из-за прессов случались недопустимые простои. В межсезонье я отремонтировал всю механическую часть, после чего цех удвоил продукцию. 
Отношения с многонациональным коллективом были прекраснейшие, особенно с производственниками, хотя и требовал я со всех достаточно. В будущем очень сильно пригодилось это умение общаться.
Зарплаты еле хватало на питание и оплату съемной квартиры. С нетерпением ждал я конца первого своего рабочего года еще и потому, что сильно болела мама. Но через год вместо диплома и отъезда получил новую должность – главный инженер комбината. Стал отказываться, тогда руководство попробовало соблазнить двухкомнатной квартирой в центре Баку. Ключи и ордер на жилье я вернул назад, но диплом мне так и не отдали.  
А в начале апреля 1966 года из Краснодара пришла телеграмма: «Матери плохо, приезжай». Показал ее директору. Тот не поверил, посчитал фальшивкой. 
Позвонил я домой, а там сестра в истерике: «Мать умирает, зовет тебя». Не отпускают. Приходит еще одна телеграмма: «Умерла». Матери было пятьдесят пять лет. Я бросил все и самовольно улетел домой, едва успел на похороны. Побыл неделю, успокоил отца и Валю, после чего вернулся в Баку. И написал заявление на увольнение. 
Поставили условие отъезда: запустить на заводе новую паровую котельную на газу, которую официально приняли по документам пять лет назад, но она ни разу не работала. Теплотехником я не был. Набрал в библиотеке литературу, проштудировал, потом сдал экзамены котлонадзору, за два месяца «перебрал» всю техническую часть двух паровых котлов ДКВР-7,5, запустил котельную, отработал без кочегаров трое суток и сдал ее к большому удивлению инспекции.
Еще не раз в жизни Владимиру Сергеевичу придется вот так, посредством самообразования, брать новые высоты. Это аксиома всех продвижений и карьер, по мнению Чертищева.  


***
Мама Елизавета Степановна была душой нашей семьи. После ее безвременного ухода мы чувствовали себя потерянными. Боль у всех была черная. 
В конце апреля я вернулся в Краснодар. Месяц не работал – оформлял материнские дела, поддерживал отца и сестру. Но и мне самому нужна была поддержка. И жизнь направила ее – как-то в дверь постучали. На пороге стояла Лиза Телеляева, которая пришла проведать меня. 
Мы знакомы были по институту – она училась на год младше, а свел спорт – мы оба занимались баскетболом, Лиза была капитаном женской команды. Теперь же она работала технологом по зерну в станице Коноково, а домой в Краснодар приехала на праздники. 
Вскоре я устроился инженером-наладчиком в трест «Оргпищепром». Вводил в эксплуатацию новые пищевые заводы по всему Северному Кавказу. В ауле Касумкент (Дагестан) запускал итальянскую соковую линию, потом была коньячная линия в Дербенте, хлебокомбинаты во Владикавказе и Нальчике, импортный консервный комбинат в Гудермесе и т. д. 
Постоянные разъезды и расстояние не помешали нашим отношениям, я часто бывал у своей Лизы в Коноково. И все дивился силе ее духа. Эта девочка одна жила в саманной хате, которую надо было топить кочерыжками от кукурузы, а то и пилить железнодорожные шпалы для печки. С зарплаты в сто десять рублей умудрялась еще и «за квартиру» отдавать, и одинокой матери помогать материально.
6 ноября 1966 года мы поженились, и Лиза стала жить с нами в Краснодаре. А в августе 1967 года собрали два чемодана и поехали «ковать счастье» на родину в Тюмень.
 
***
Главтюменнефтегазу нужны были нефтяники и бурильщики, поэтому с местом мне отказали. А вот по направлению пищевой промышленности сразу предложили работу в аппарате управления и на заводах Тюмени – хоть главным инженером, хоть механиком. Но меня манил Север. Тогда предложили поселок городского типа Урай – монтировать и налаживать оборудование достраивающегося хлебокомбината.  
6 сентября 1967 года полетели мы с Лизой на Ан-24 из легендарного аэропорта Плеханово, с которого начинался нефтяной и газовый Тюменский Север. 
Поселили в деревянной двухэтажке, в семейное общежитие из трех комнат с одной общей кухни на три семьи. Строящийся завод находился в пяти километрах от Урая на промбазе, добираться приходилось попутками. Кое-как прожили месяц, пока не получил первую зарплату. Женщины с пекарни помогали хлебом и сахаром, мы с Лизой на болоте за городом собирали клюкву и бруснику, варили варенье.
Зарплату дали вместе с северным коэффициентом – сто пятьдесят рублей, смехотворные по северным меркам деньги. Хорошо, что вскоре Лизу приняли в ПТО на Комбинат строительных материалов с зарплатой даже больше, чем у меня. 
Завод запустили за полгода. Я сам разбирал и собирал на этом заводе все до последнего винтика — и тестомесы, и печки. До этого из-за небольшой мощности имеющейся пекарни в быстрорастущий город хлеб приходилось возить самолетами из Тюмени. А теперь комбинат начал выдавать хлеб, булочки, кондитерские изделия, печенье.  

***
Но мысль стать нефтяником меня не покидала. После запуска хлебокомбината я начал проситься на работу в НПУ «Шаимнефть». Отказывали – не специалист.
В мае 1968 года начальник Шаимского нефтепроводного управления Анатолий Анисимович Шикин, правда, с большим сомнением, предложил место инженера-механика на головной нефтеперекачивающей станции «Шаим». При этом поставил мне обязательное условие: после подготовки станции к пуску получить нефтяное образование. 
Эту первую свою должность механика в своем становлении как нефтепроводчика считаю самой важной. Сервис оборудования, автоматика – все это было в сфере моей ответственности. Необходимо было многому учиться, знать и понимать принцип работы каждого из сотен узлов. Поэтому по ночам штудировал техническую литературу, а днем практиковался. 
Нефтяная история Тюменской области только начиналась, все было впервые и вновь. Работа была интересная, коллектив молодежный, не обращали внимания на трудности, отсутствие нормального быта, дорог… На станцию мы поначалу добирались на вездеходе ЗИЛ-157, и путь этот занимал около двух часов, потому что это был зимник, который приходил в негодность во время межсезонья.
Зимой 1968–1969 годов открыли товарный парк мощностью сорок тысяч тонн нефти – это восемь резервуаров по пять тысяч кубометров. Было очень тяжело, морозы стояли сорок – сорок пять градусов. Станцию запускали уже в марте, казалось, будет легче, морозы упали до двадцати – двадцати пяти градусов. 
Насосы с 1965 года стояли нерасконсервированными. Поэтому при запуске начало «клинить» задвижки: двигатель воет, а поднять задвижку не может! Приходилось запускать в ручном режиме. Три-четыре месяца ушло на отработку технологии, потом все вошло в норму, запускали с одной кнопки.
Сначала, когда нефть качали сами нефтяники, получались объемы до полутора миллионов тонн в год, а с вводом станции «Шаим» нефтепровод был готов пропускать от пяти до десяти миллионов тонн.
           
До 1970 года в Урае не было электроэнергетической инфраструктуры. Электроэнергия в город, на промыслы и к нам поступала от дизельных энергопоездов. Когда запускали наши насосы (а это очень энергоемкий процесс), отключали все потребление города. Нам приходилось укладываться в пятнадцать минут, задержка грозила остановкой всех городских котельных. А это уже возможные ЧП. Ответственность поднимала дисциплину. Через полгода после пуска оборудование вошло в ритм и такого экстрима уже не было.  
Когда Шаимское управление перекочевало в Тюмень и превратилось в Тюменское, я участвовал в пуске и наладке эксплуатации крупнейшего в то время во всем мире нефтепровода – Усть-Балык – Тюмень – Уфа – Альметьевск. 


***
Кроме производственной мне пришлось активно участвовать в общественной жизни. Был председателем профкома НПС «Шаим». Организовывал коллективные походы на лыжах, рыбалку, кинопросмотры, субботники и другие полезные дела. Потом стал председателем Совета молодых специалистов Шаимского нефтепроводного управления и заместителем председателя городского совета. Удалось провести две большие городские конференции молодых специалистов, которые стали толчком творческой работы молодежи. Потом была работа на общественных началах секретарем в бюро горкома комсомола.  
Продолжая работать на производстве начальником отдела эксплуатации, в партию я вступил в тридцать лет. По тем меркам довольно поздно, но считаю, что в самый раз: был уже опыт, видение, искреннее желание быть полезным.  
Когда перебрался в 1972 году в Тюмень, приходилось и работать, и учиться заочно в Тюменском индустриальном институте, и заниматься семьей. Вставал в шесть утра, отводил старшего сына в садик, потом на автобусе ехал на работу в Антипино. Заканчивал в пять, ехал за сыном в сад, дома был примерно к семи, и до десяти вечера занимался с младшим − он только родился, парень был беспокойный, и за день жена уставала. Когда он засыпал, я садился за учебники – до часу-двух ночи. Потом сон до шести утра, и все по новой. 
Сейчас с трудом верится, но этот режим я выдерживал два года, а в 1974 году с отличием окончил Тюменский индустриальный институт по специальности «инженер-механик нефтяной промышленности». 
Параллельно я нес нагрузку и ответственность партийной работы в качестве секретаря первичной парторганизации из девяноста шести коммунистов на неосвобожденной основе в своем нефтепроводном управлении. Меня заметили и в 1974 году направили уже освобожденным секретарем парткома во вновь создаваемое объединение «Сибкомплектмонтаж», а затем в обком партии, в отдел нефти, газа и геологии. Это познание Тюменского региона, огромная школа управления и практики.
В 1978−1980 годах была интереснейшая производственно-партийная работа в Сургуте. Потом предложили поработать в Тобольске. Я согласился, несмотря на протесты жены, которую возмущало, что старший сын уже четыре школы поменял благодаря нашей кочевой жизни.   
Так оказался в духовной столице, где проработал пять лет, внеся свою лепту в становление нефтехимкомбината, развитие социальной и культурной жизни. 
Много уделяли внимания поддержке истории Тобольска и развитию туризма. Установили памятник Д. И. Менделееву по случаю его столетия. Память о великом земляке мы поддерживали в учебных заведениях, а в пединституте проходили Менделеевские чтения. Я постоянно «раскручивал» тему Менделеева, чьи труды, как я считаю, сравнимы с трудами Ломоносова и по-настоящему еще не изучены.
Особая забота и боль – Тобольский драматический театр, один из старейших в стране. Город был провинциальный, «звезды» блистали в нем не часто, но свои играли с полной отдачей. Заботился о труппе, чтобы был комплект, следил, чтобы были и зарплаты, и квартиры. 
Жаль, что не сохранилось уникальное, полностью деревянное здание театра. Ему было более ста лет. Уже была договоренность о том, чтобы поставить объект на капитальную реставрацию и в будущем сделать музеем для туристов, а театр перевести в другое здание. Мы заказали документацию, нашли деньги, мастеров по дереву из Архангельской области, которые реставрировали знаменитые Кижи. Но меня перевели в Туркменистан. А потом здание неожиданно ночью за полчаса сгорело. Виновных, конечно же, нет. 

***
Я – атеист, но жизнь в моей большой семье, а затем и система самообразования воспитали во мне уважительное отношение к религии. В основе лежало восприятие православного христианства у моих бабушек – Варвары (матери отца) и Степаниды (матери мамы). Обе крестьянки. Обе верующие и соблюдающие все обряды. В их комнатах всегда горели лампадки.
Дети их, будучи атеистами, относились к их духовности уважительно, внуки вместе с ними ходили в церковь. Это было интересно и познавательно.
В зрелом возрасте к религии у меня уже было глубоко осмысленное отношение и понимание, что власть не должна отделяться, а еще хуже − уклоняться от решения насущных религиозных проблем. Для стабилизации и открытости общества мирное сосуществование религий – основное условие. 
В Тобольске действовало два православных храма. Пришла ко мне делегация местного татарского населения, в том числе заслуженная учительница и фронтовик (три ордена Боевого Красного Знамени и два ордена Славы). «Помогите открыть мечеть в подгорной части − у русских есть, и нам надо для души». Я обратился в Тюменский обком. Получил ответ, что делать это нежелательно. Даже специально приехал член бюро обкома генерал КГБ и еще раз озвучил мнение руководства. «И все-таки молельный дом мы откроем» – ответил я. «Но и за последствия вы отвечать будете», − прозвучало в ответ.
Расстались. Больше я в обком не обращался. И молельный дом за речкой Абрамовкой стал в те времена центром вероисповедания татарского населения города и района. Кстати, точно такая же история была у меня в Ашхабаде в 1989 году с Ниязовым.   


***
В 1985 году меня вместе с другими секретарями горкомов и райкомов Сибири направили в республику Туркменистан навести порядок в среднеазиатских эшелонах власти. Там процветала коррупция, и ее требовалось обуздать. 
Приходилось бывать в разных уголках республики, заниматься различными отраслями экономики, контролем за целевым использованием средств. Это касалось и так называемых «хлопковых дел», которые затронули области Ташауз и Чарджоу. В ходе проверок обнаружилось множество нарушений, на которых делались огромные состояния.  
Пришлось бороться и с использованием детского труда. Туркменские семьи большие, и когда пять-шесть детей собирают хлопок, платят за это неплохо. Родителям можно было потом год не работать. Но чтобы убрать с хлопчатника листву, его опрыскивали с самолета химикатом. Мало того, что этот раствор вызывал сильное кожное раздражение, дышать его парами тоже было очень вредно. Я добивался механизированной уборки хлопка в своей области, и в итоге ее стали применять на восьмидесяти пяти процентах площадей вместо прежних пятидесяти.
Я был вторым, а затем и первым секретарем столичного Ашхабадского обкома, хотя в среднеазиатских республиках первыми секретарями обычно становились представители коренного населения, но здесь само руководство республики сделало своеобразное исключение. Нужно было отвечать не только за сельскохозяйственные территории, но и за все столичные дела, в том числе за прием иностранных делегаций. Большой опыт дала эта работа.
Но после ослабления с 1988 года контроля со стороны центрального руководства (в республиках его линию, напомню, проводили вторые секретари) первый секретарь компартии Туркменистана С. А. Ниязов начал самостоятельную политику. А я, будучи председателем комитета народного контроля, уволил республиканских министров здравоохранения и строительства за приписки. У нас начались разногласия, и мне надо было возвращаться в Тюмень. Ее тоже «лихорадило» – начинались смутные 90-е… 


***
В апреле 1990 года в Тюмени на альтернативной основе я был избран первым секретарем обкома КПСС. В декабре 1990 года избран на альтернативной основе депутатом Тюменского областного Совета народных депутатов. Работа в обкоме КПСС закончилась 7 ноября 1991 года, в областном Совете – 4 октября 1993 года.
Затем был непростой период. Безработица. Создание Союза нефтегазопромышленников. Возвращение на работу в свое родное Тюменское управление магистральных нефтепроводов. Везде «ограничения», поскольку бывший первый секретарь обкома и коммунист, не покинувший партию.
После 1991 года продолжил партийную деятельность на общественных началах (то есть без денег). В 1992–1993 годах принимал личное непосредственное участие в создании СКП – КПСС и одновременно КПРФ в Москве, в Тюменской области, в регионах России и бывшего СССР. 
В общем и целом двадцать четыре года избирался и был первым руководителем КПСС и КПРФ в Тюменской области, членом ЦК КПСС и ЦК КПРФ.

В 1999 году от КПРФ был избран депутатом Госдумы РФ 3-го созыва. Работал в комитете по энергетике, транспорту и связи, после бюджетного это был самый большой комитет в нашем созыве. Николай Иванович Рыжков и Виктор Степанович Черномырдин были моими старшими товарищами по депутатской работе. Основная задача – подъем нефтегазовой отрасли – была решена.
В 2006 году меня избрали депутатом Тюменской областной Думы 4-го созыва. Попросился работать в комитете по агропромышленным вопросам и земельным отношениям. Надо было применить свои знания, опыт в подъеме сельского хозяйства, обеспечивать продовольственную безопасность, развитие экономики области. Наша команда активно трудилась весь 4-й созыв. Потом в комитет 5-го созыва пришли другие ребята-единомышленники, и мы продолжали начатое. Главное – регион встал на полное продовольственное самообеспечение.



***
Лет десять назад я побывал на земле своих предков – они жили в Вятской губернии. Нашел дальних родичей и принял участие в крестном ходе, который, несмотря на разные обстоятельства, совершается в этих краях на протяжении 325 лет. Из Кирова, от Свято-Серафимовского собора – в село Великорецкое, к церкви Святого Николая Чудотворца, по окружным дорогам, останавливаясь лишь там, где стоят церкви, шли тогда более четырех тысяч православных. 
Часть этого 180-километрового пути прошел, отдавая дань уважения славянским народам, их традициям, православию и родине. Побывал и на погосте, где упокоились мои предки – жители деревни Чертищево, которой уже нет на карте. Надгробий с фамилией Чертищевых там более сотни. Постоял, отдал дань уважения и почувствовал родственную связь. Стало больно, что в запустении эта земля, что умерли деревни. А места там чудесные. 
Потом мы ездили туда уже с внуком Никитой. Вспоминали добрым словом представителей нашего рода, которые вышли из этой земли. Нужно сказать, что отличительной чертой всего рода Чертищевых всегда была взаимовыручка. 
Мою бабушку Варвару Афанасьевну (урожд. Игошева), в восемь лет оставшуюся сиротой, взяли под свое крыло братья, работавшие на уральских рудниках. Повзрослев, она встретила Герасима Чертищева, вышла за него замуж, родила детей. После гражданской войны многодетной семье было трудно, и на помощь им пришел дядя Николай Петрович Чертищев. В ту пору он возглавлял вновь образованный Тюменский губсовнархоз, перевез в 1922 году большую родню к себе. 
Герасима Васильевича назначили первым директором совхоза в Заводоуковске. Но в тридцать лет он заболел тифом и умер. Осиротело шесть сыновей, включая моего отца, и дочь, младшему ребенку едва исполнилось четыре года. Семье пришлось многое пережить, но бабушка Варвара – неграмотная, при этом глубоко верующая русская женщина, все выстояла. Она скончалась в возрасте девяноста девяти лет, зная, что дети выросли настоящими людьми, получили высшее образование.
Старший из сыновей, Дмитрий Герасимович, после смерти отца стал опорой семьи. В 1940 году он поступил на службу в милицию, получил назначение на Кавказ и во время Великой Отечественной войны занимался организацией госпиталей в Сочи. После войны, оставшись в тех краях, продолжил свою деятельность по становлению санаторно-курортного дела.
Николай Герасимович после школы ФЗУ работал слесарем, с 1941 по 1965 год проходил воинскую службу в Закавказье. После завершения службы в армии жил в Сочи. Остался в памяти родных как очень скромный человек и мастер золотые руки.
Василий Герасимович, участник Великой Отечественной войны, получил на фронте тяжелое ранение. В Тюмени работал заместителем директора ДОК «Красный Октябрь»» и секретарем парткома; десять лет трудился на Луговском лесокомбинате в Кондинском районе.  
Геннадий Герасимович – педагог, жизнь посвятил народному образованию и воспитанию молодежи. С 1940 по 1943 год преподавал физику в школе № 25. Дважды школа за свой вклад в фонд обороны и работу в тылу была отмечена благодарностями Верховного главнокомандующего Сталина, в них упоминается имя секретаря комсомольской организации школы Геннадия Чертищева. В 1943 году стал непосредственным участником Великой Отечественной войны – артиллерийским разведчиком. Сначала был Северо-Западный фронт с трагической судьбой Старой Руссы, затем 3-й Белорусский. После войны Геннадий участвовал в создании училища физвоспитания и стал его первым директором (впоследствии училище стало базой Института физкультуры и спорта Тюменского государственного университета), потом был директором новой школы № 11 и, наконец, строящейся школы № 7. Жизнь требовала скорейшего открытия средней школы для школьников близлежащих деревень – Войновки, Гилево, Антипино, Букино, и это было сделано. 
Владимир Герасимович, участник Великой Отечественной войны, прошел путь от курсанта до генерал-лейтенанта. Тюмень покинул в семнадцатилетнем возрасте, чтобы поступить в Иркутское летное училище, после окончил Военно-воздушную академию имени Жуковского и Академию Генштаба. В его биографии была знаменитая Кубинка и высокие воинские должности: начальник штаба ВВС стран Варшавского договора. Дружил с Иваном Кожедубом и легендарными братьями Микоянами.
Надежду Герасимовну тюменцы знают больше под фамилией Мусько. Она прожила большую жизнь, в которой были радости и горе, учеба, работа, замужество, арест мужа в 1937 году, гибель его на фронте, пенсия по потере кормильца в 360 рублей на троих детей… Надежда Герасимовна Мусько посвятила себя педагогической деятельности, более двадцати лет вела уроки истории в школе № 25, была и ее директором. Отличник просвещения, заслуженный учитель РСФСР. Многие известные личности вышли из-под ее крыла! 
Владислав Крапивин писал: «Говоря о школе, сразу же вспоминаю Надежду Герасимовну. Когда я учился в пятом классе, она была директором школы. В старших классах – классным руководителем. Это удивительно добрый и светлый человек. К каждому ученику относилась как к собственному ребенку: и опекала, и тревожилась. Из-за того, что она была рядом, нам казалось, что наш выпуск 1956 года был самый лучший... И позднее, когда стали взрослыми, бывали у нее в гостях. Сначала одни, а потом и с детьми. Когда ее не стало, мы словно осиротели, ведь она – часть нашей жизни».

***
А мы с Елизаветой Александровной вырастили двоих сыновей, которые продолжили мой путь в нефтяной отрасли. Сейчас с женой помогаем воспитывать троих внуков. У других представителей фамилии Чертищевых также родились дети, внуки, правнуки. Сколько в нашем роду сегодня человек – сказать невозможно, а вот в том, что они принесут немало пользы на благо Отечества, у меня уверенность есть. 

Трудовую деятельность начинал в 1957 году слесарем Краснодарского нефтеперерабатывающего завода.
 
1964–1965 годы – главный механик консервного комбината, г. Баку Азербайджанской ССР.
 
1967–1968 годы – главный инженер хлебокомбината, г. Урай Ханты-Мансийского округа Тюменской области.
 
1968–1972 годы – главный инженер головной нефтеперекачивающей станции Шаимского нефтепроводного управления, г. Урай.
 
1973–1974 годы – начальник отдела эксплуатации Тюменского управления магистральных нефтепроводов.
 
1974–1975 годы – секретарь парткома производственного строительно-монтажного объединения «Сибкомплектмонтаж», г. Тюмень.
 
1975–1977 годы – инструктор отдела нефтяной, газовой промышленности и геологии Тюменского обкома КПСС.
 
1977–1980 годы – второй секретарь Сургутского горкома КПСС.
 
1980–1984 годы – первый секретарь Тобольского горкома КПСС.
 
1985–1988 годы – второй, первый секретарь Ашхабадского обкома партии Туркменской ССР.
 
1988–1990 годы – председатель Комитета народного контроля Туркменской ССР.
 
1990–1991 годы – первый секретарь Тюменского обкома КПСС.
 
1992–1994 годы – председатель комитета по организационной работе и внешним связям Союза нефтегазопромышленников РФ, г. Тюмень.
 
1994–1996 годы – директор представительства нефтяной компании «Сиданко» в Тюменской области.
 
В 1996 году баллотировался в губернаторы Тюменской области. При голосовании в первом туре 22 декабря 1996 года из семи кандидатов набрал 7,62 % и занял 5-е место, победил Л. Рокецкий.
 
1997–1999 годы – заместитель начальника управления магистральных нефтепроводов, г. Тюмень.
 
2000–2003 годы – депутат Государственной Думы РФ 3-го созыва, член Комитета ГД по энергетике, транспорту и связи.
 
С 2007 года – депутат Тюменской областной Думы 4-го созыва, заместитель председателя комитета по аграрным вопросам.
 
2011–2016 годы – депутат Тюменской областной Думы 5-го созыва, заместитель председателя комитета по аграрным вопросам, член бюджетного комитета, заместитель председателя областной Думы.
 
В 1993 году был избран первым секретарем Тюменского обкома КПРФ на общественных началах, с 2003 года – руководитель Тюменского областного отделения КПРФ, в 1993–2014 годах – член ЦК КПРФ.
 

Награжден орденом «Знак Почета», медалями, в том числе «За освоение недр и развитие нефтегазового комплекса Западной Сибири». В 2015 году награжден медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» IV степени.