ДВОР ПО ОСИПЕНКО, 6
 
Родители Майи Андреевны, Александра Ивановна и Андрей Кузьмич Смирновы, родились в XIX веке, в Вятской губернии (сегодня это Кировская область). Владели грамотой, ещё до революции получили образование, отец по тем временам солидное – пять классов. 
С работой в тех краях было сложно. Многие мужчины на лето уезжали в Сибирь трудиться на больших реках. Андрей Кузьмич в летнее время работал в Семипалатинске, в пароходстве. Иногда к нему ездила Александра Ивановна. До последних своих дней она помнила нежный вкус тамошних яблок сорта апорт. 
В Тюмень Смирновы приехали в 1930 году. Андрею Кузьмичу, как красногвардейцу, дали жилплощадь в доме по улице Осипенко 6. Это была большая усадьба, которая раньше принадлежала священнослужителю. Старинный деревянный двухэтажный дом имел пристрой, где раньше находились сеновал и конюшня. Теперь их превратили в квартиры – две на втором этаже, и одну, отдельную, - на первом, в которой и поселились Смирновы, позднее поменяли на меньшую, на втором этаже.   
Между соседями никогда не было склок и других «прелестей» совместного быта, не существовало и такого понятия, как «коммуналка». Было понятие «жили на общей кухне». Люди сближались у очага – плиты, на которой хозяйки готовили еду. Запасы хранили в подвале, который по весне набивали снегом, превращая в холодильник-ледник. 
Двор был большой: у ворот ещё один жилой дом, тоже деревянный, двухэтажный, также располагались поленницы дров, дровяники, в саду росли кусты разноцветной сирени, малина, вековой тополь, на длинной скамье могли спокойно разместиться 10-15 человек. Ребятишки обычно играли на ней в «глухой телефон», настоящего тогда многие и в глаза не видели. Взрослые по вечерам обсуждали новости, распределяли обязанности по благоустройству двора, сколько метров сливной канавы очистить каждой семье от снега, листвы. На большой лужайке в воскресные летние дни расстилали скатерти, ставили пузатые самовары, пили чай и беседовали по-соседски. 
 
ОБЫЧНОЕ ДЕТСТВО

Андрей Кузьмич работал сначала в речном порту, затем в «Заготзерне». Александра Ивановна была искусная рукодельница: шила, вязала крючком и спицами. В артели «Производственник» она стала трудиться шапочным мастером, шила мужские и детские шапки из меха, фуражки, кепи. 
28 мая 1933 года в первом в Сибири родильном доме №1 по улице Володарского у Смирновых появилась на свет Майя Смирнова. Она росла не тихоней, но и отчаянной её тоже нельзя было назвать. Строгая Александра Ивановна и более мягкий по характеру Андрей Кузьмич старались не баловать дочь. Майе запомнилось, как её однажды обидел соседский мальчишка. Пожаловалась родителям, а в ответ услышала: «Какая же ты девчонка, если из-за какого-то мальчишки ревёшь?» 
Детство девочки было таким же, как и у большинства тюменских ребятишек. Играли в прятки во дворе, зимой строили горки, на утоптанных дорожках катались на коньках-«снегурках». Умение приладить их на валенки было целым искусством. На Масловском взвозе гоняли на санках с одного склона на другой. Неописуемое удовольствие!
А вот игрушек было немного. Не забыла Майя Андреевна любимую куклу, она была такой большой, что некоторые платья девочки подходили и ей. Ещё были кубики с алфавитом, по ним училась читать, и балалайка. Струны на ней часто лопались, и в итоге старший брат вместо них натянул шпагат на горе маленькой музыкантше. Шутить Миша умел. 

Запомнился Майе Смирновой и детский сад №7, который размещался в старинном деревянном доме с красивой резьбой на наличниках и широкой дубовой лестнице, его просторные залы и комнаты (раздолье для детей!) с изразцовыми печами. Во дворе находился маленький одноэтажный домик, где жили со своими семьями заведующая садом Анфиса Петровна и повар тётя Маша. Сегодня на месте детсада находится парковка Дворца культуры «Нефтяник» имени В.И. Муравленко.
С детьми проводились музыкальные и танцевальные занятия, чтение вслух книг, разучивание стихов. Маленькой Майе всё было интересно. В летний период старшую группу вывозили на дачу. В 1940 году ездили в деревню Гусево. Жили в здании школы. Кругом лес, зелень, рядом речка.  Каждый вечер ребятишки смотрели через плетень на коров, возвращавшихся с пастбища. Они видели бурёнок и в Тюмени – по улице Осипенко утром и вечером проходило стадо коров, паслись они на Казачьих лугах (ныне микрорайон «Тура»). Но здесь во главе всегда шёл огромный бык, казавшийся детсадовцам очень страшным. Подходя к дому у речки, он обязательно рыл землю под углом дома. 

ФРОНТОВАЯ СУДЬБА
 
На дворе 22 июня, воскресенье, семья Смирновых обедает, на столе - уха из карасей. Только брат Михаил далеко от дома – он в феврале 1938 года ушёл добровольцем служить на флот. И тут по радио звучит историческое сообщение В. М. Молотова о том, что началась война. 


Девочка, конечно, не сразу поняла, какие невзгоды и горе ожидают впереди. Лишь удивлялась, что спустя какое-то время со стола исчезли булки хлеба с изюмом и большая сахарная голова в фиолетовой обёртке.
Не состоялась и встреча на железнодорожном вокзале с братом Михаилом. В июне 1941 года он должен был проезжать из Владивостока через Тюмень в Таллин, направляясь на учёбу в военное морское училище. 
В первый год войны Смирновы получали от Михаила письма, фотографии, позднее только телеграммы из бухты Тикси, Мурманска, Владивостока. Затем пришла весточка о том, что он жив, воюет, но личная переписка запрещена. 
Потом долго не было никаких известий. А осенью 1944 года Майя вынула из почтового ящика письмо с официальным штампом и прочитала страшные слова: «Ваш сын Смирнов Михаил Андреевич погиб 22 апреля 1944 года при исполнении воинского долга, тело предано морю».   
Родители были на работе. Девочка побежала к Александре Ивановне, но по дороге встретила женщину из маминого цеха. Она отправила девочку домой, сказав, что к такому известию человека нужно подготовить.
Сочувствующие соседи предложили спрятать похоронку. Договорились молчать. Но об этом уговоре не знали жители из другого двора. Вернувшись с работы Александра Ивановна пошла по воду. Обратно её, горько плачущую, привели под руки с пустыми вёдрами: по дороге кто-то рассказал о случившемся. 
После войны Смирновы приложат много усилий чтобы узнать подробности о судьбе Михаила. И только в 1979 году, когда Майя Андреевна побывает во Владивостоке, ей удастся выяснить детали гибели брата и даже познакомиться с его боевым товарищем.
 
ВСЁ ДЛЯ ПОБЕДЫ

С 1941 года стали прибывать эвакуированные заводы из Москвы, Ленинграда, Киева, Одессы, Таганрога и других городов, вместе со специалистами и их семьями. Жизнь тихой провинциальной Тюмени изменилась.
В доме Смирновых большую общую кухню переделали под комнату для семьи директора протезного завода из Киева, а маленькая прихожая стала общей кухней для четырёх семей. Его дочь Мира была ровесницей Майи, и девочки подружились.
Уже к весне 1942 года изменился и двор, который поделили на грядки, но сад оставили. Жильцы выращивали огурцы, помидоры, морковь, подсолнухи и даже табак-махорку. Летом собирали малину и делили стаканчиками между всеми семьями. Такая же судьба постигла и другие дворы. Тюменцы старались использовать каждый свободный клочок. А картофель сажали за городом.
В Тюмени стали выпускать вооружение, медикаменты, лыжи, цепи Галля для танков и бронетранспортёров, торпеды и торпедные катера, в добротных зданиях учебных заведений, краеведческом музее, сберкассе находились госпитали. На манеже цирка, куда ещё совсем недавно родители водили Майю на представление, шла обкатка мотоциклов мотоциклетного завода.


В здание сельхозтехникума под особой секретностью разместили перевезённое из Москвы тело В. И. Ленина. Сотрудники лаборатории Б. И. Збарского, которые сохраняли тело вождя, также работали в госпиталях, спасали раненых и передавали свой богатый опыт тюменским докторам. Одновременно вели занятия со студентами эвакуированного в Тюмень Кубанского медицинского института.
 
ЗВОНОК НА УРОК
 
И только в школах, как и всегда, 1 сентября прозвенел звонок. Начался первый учебный год военного времени, и Майя стала ученицей школы № 21. Учебное заведение располагалось в здании школы № 6, на её родной улице, потому что в школе № 21 на Орджоникидзе был открыт госпиталь. Ребята ходили туда с концертами. Майя Андреевна помнит, как радовались им раненые, улыбались и махали из окон детям.


После окончания войны ученики и учителя школы № 21 вернутся в здание на Орджоникидзе, а Майя продолжит учёбу в школе №6, ставшей с 1946 года женской.
Первой учительницей Майи Андреевны стала Юлия Александровна Тарасова. Она учила детишек читать, считать, писать. Сначала использовались настоящие тетради для чистописания, а потом выводили буквы между печатных строк брошюр и книжек. Юлия Александровна знакомила детей с подвигами героев войны — Зои Космодемьянской, Лизы Чайкиной, «настоящего человека» Алексея Маресьева. Слушая её рассказы, девчонки часто плакали. На протяжении четырёх лет Ю. А. Тарасова опекала, поддерживала своих учеников, среди которых были и ленинградские дети.
Удивительно, но в тяжёлых условиях военного времени учителям удавалось устраивать праздники. Запомнились новогодние ёлки, для них школьники приносили из дома украшения, делали разноцветные бумажные цепи и флажки. До войны в семье Смирновых тоже наряжали живую ёлку. Многие игрушки в годы войны Майя Андреевна унесла в школу, но одну из них — стеклянный самовар — хранит до сих пор.
Уже со второго класса ребята хорошо ориентировались по карте европейской части Советского Союза, слушая внимательно сводки «Совинформбюро». И каждый школьник имел маленькую карту СССР; отмечали места боёв и линию фронта, населённые пункты, освобождённые от фашистов. За линией фронта горожане следили по карте, размещённой на фасаде кинотеатра «Темп» (улица Республики). 9 мая 1945 года на ней красовался большой красный флаг.

Во время летних каникул школьников водили на экскурсии по городу. Особенно запомнилось посещение кирпичного завода «Труд», где Майя была заворожена работой гончарного круга.
Никогда не забудет Майя Смирнова своих учителей, среди них был фронтовик Николай Тихонович Ушаков. Позднее он работал в первой областной больнице инженером, внедрял аппарат искусственной почки. В школе он увлекательно преподавал физику. Умнейший человек, видел способности каждой. Его уроки были для девчонок открытием. А первая учительница Ю. А. Тарасова стала наставником при прохождении преддипломной практики при окончании педучилища.


ЖИЗНЬ В ТЫЛУ
 
Онохинский пионерский лагерь, открытый до войны, продолжал работу. Жизнь в лагере запомнилась тяготами военного времени. Вместе с воспитателями говорили о семьях, играх, встречах в счастливое время. Днём ходили за полевым луком, жарили молодые побеги сосны на костре. Ребятишек не отпускало постоянное чувство голода. Особенно хотелось хлеба.
Не сытнее было и дома. Стоя в очереди у магазина на улице Республики, дети мечтали найти после разгрузки хлеба хоть какие-то крошки. Иногда везло.
Из картошки пекли драники. Весной, приготовленные из найденных в мёрзлой земле клубней, они получались серо-чёрного цвета. Летом на столе бывала рыбка — гольяны, их мама и другие женщины платками и юбками вылавливали из канав на торфоразработках, где они помимо основной работы заготавливали топливо для городской электростанции.
У детей тоже было много обязанностей: суметь отоварить хлебные карточки, а иногда и какой-нибудь рыбой, помогать в содержании дома. Ребятишкам, живущим близко от Туры, удавалось летом собирать щепки, сосновую кору, веточки по берегам, высушивать их и этим топить печки-буржуйки. Так экономили дрова в летнее время.
Годы военного детства запомнились Майе Смирновой постоянной работой. Она готовила еду, носила на коромысле воду с водокачки, выращивала овощи, а ещё научилась вязать кружева, которые юной мастерице стали заказывать, расплачиваясь молоком и другими продуктами.
Весной 1942 года родители дали дочери-первокласснице задание: получить и отметить колышками участок земли под посадку картофеля в районе, где сейчас расположена вторая областная больница. На следующее утро девочка привела маму на участок, и обе расстроились — часть земли не вспахана, на их участке плуг сделал поворот. Пришлось копать вручную, Майе для этого купили сапёрную лопатку.
Почти каждый день после школы девочка шла в артель «Производственник», где готовили товары для фронта. Она помогала маме шить головные уборы для солдат — обтягивала пуговицы из картона, разглаживала швы, вручную сшивала мех для шапок-ушанок. Тогда же научилась пользоваться напёрстком, который до сих пор хранит.

 
ТЮМЕНЬ ПОСЛЕВОЕННАЯ
 
Когда война закончилась, эвакуированные соседи вернулись в Киев и Ленинград, но вместо них поселили новых. Жить стали также дружно, помогали друг другу. Ждали, когда можно будет поесть досыта, ведь хлеб и минимум продуктов всё ещё получали по карточкам. Ко всему, летом в магазине у Майи украли карточки на 2-ю декаду. Ей было очень стыдно перед родителями - оставила семью голодной. 
Весной Смирновы посадили пять соток картошки. И тут тяжело заболела  Александра Ивановна. Инвалид Андрей Кузьмич тоже не мог помогать. Все  заботы о будущем урожае легли на плечи Майи. Поднималась в пять утра, брала бутылочку воды, тяпку, надевала резиновые чуни и шла окучивать картошку, пока не жарко. Чуни клеил из автомобильных камер дядя Ваня Ханжин. Ещё Майе Андреевне запомнился обувщик дядя Фёдор. Эвакуированный из Ленинграда мастер с фабрики «Скороход» выручал тюменцев многие годы.
Когда картошка поспела, Майя привела родителей показать свою работу – полоса оказалась самой ухоженной. Часть урожая продали на базаре. На вырученные деньги купили сатин, из которого девочке справили первую школьную форму, а чёрный фартук она сшила сама. 

В 1947 году отменили карточки и прошла денежная реформа: монеты обменивались один рубль к одному, а бумажные – десять к одному. Капитал Майи – более трёх рублей монетами, которые она накопила в коробочке из-под пудры «Кармен», – после деноминации увеличился в десять раз. На эти деньги Смирновы купили первый хлеб без карточек. 
После окончания школы Майя Смирнова поступила в педагогическое училище, а затем в Тюменский государственный педагогический институт. Ей посчастливилось учиться у таких умных, интеллигентных преподавателей, как: В. Ф. Трофимова, Е. Н. Семовских, Г. Г. Чертищев, Э. К. Хилькевич, П. Г. Барабанов, С. Г. Полянская, И. К. Тужик.

 
ПУТЕШЕСТВИЕ К ИСТОКАМ
 
Свой первый отпуск Майя Андреевна посвятила знакомству с родиной родителей, родственниками на Вятке и в Ленинграде, но главной задачей стало свозить в гости Александру Ивановну, выразить своеобразную благодарность родителям.
Поездом доехали до станции Оричи в Кировской области. Там жила семья двоюродной сестры Майи Андреевны. Лиза работала учителем математики в Оричевской средней школе, а её брат жил в Ленинграде и работал мастером на текстильной фабрике. Она встретила гостей очень радушно. Вспоминала, как в детстве любила гостить у Смирновых, их уютный, хлебосольный дом-пятистенок, ухоженный двор, ягодники и даже лесной орех-фундук.
Когда настало время поехать в деревни, единственным транспортом оказались попутные машины с хлебом — было время уборки урожая. До деревень, где жили родственники, решили идти пешком. Никогда Майе Андреевне не забыть те тёплые осенние дни.


По дороге мать Майи вспоминала жизнь на Вятке, с волнением узнавала знакомые места. И тут шедшая навстречу женщина вдруг воскликнула: «Ивановна, ты ли это?» Обнялись. Двадцать семь лет не была она в родных краях, а её узнали! Возможно потому, что идущая рядом дочь очень напоминала Александру Ивановну в молодости.
Проходили мимо неглубоких рек, перегороженных плетнями. Александра Ивановна объяснила, что так на Вятке хранят бочки с солёными огурцами — опускают их на дно. Плетни поперёк реки не дают потерять заготовки. По весне вкус у огурцов такой, будто только посолили! Раньше вятские огурцы были нарасхват в Кирове, Горьком, Москве. В одном из интервью космонавт В. П. Савиных, уроженец тех мест, тоже вспоминал об этом.
Удивили девушку и вятские дома: двускатная крыша закрывает всё — избу, сарай, стайку и другие надворные постройки. И хозяевам в их повседневных делах не страшны ни дождь, ни снег.
Первая остановка, километров через десять, была неудачной — мамину сестру Анну Ивановну не застали, уехала. Направились в Подгорена, где Александра Ивановна жила после замужества, в надежде повидать её давнюю подругу. Войдя в деревню, увидели слева заброшенную усадьбу, заросшую бурьяном. На этом месте располагался дом родителей Майи Смирновой. Пошли дальше — на крылечке, как будто зная о визите гостей, стоит Егоровна. Вот это встреча!
За разговорами старинных подруг время пролетело незаметно. Заночевали в уютном, опрятном доме. Утром вернулись в Оричи.
Потом Александра Ивановна поехала в Тюмень, а Майя — в Москву и Ленинград. В первый отпуск ей хотелось многое повидать.
Столица не обескуражила своим масштабом, девушка была подготовлена к встрече: годом раньше выпускники института были на большой экскурсии в Свердловске. Прошла от Ленинградского вокзала до Красной площади пешком, вернулась на метро.
При подъезде к Ленинграду сердце билось иначе — там ждала встреча с двоюродным братом и его семьёй. Дом на Васильевском острове, где они жили, ещё не был отремонтирован, на стенах — выбоины от осколков и пуль.
Днём родные уходили на работу, а Майя жадно впитывала впечатления от знакомства с городом. Ходила на экскурсии в Эрмитаж, по Пушкинским местам — Летний сад, Мойка 12, Чёрная речка; побывала на закрытии фонтанов в Петродворце. Самую интересную информацию Майя Смирнова записывала в небольшой блокнот, который хранит и сегодня. Несколько дней знакомилась с работой Дворца пионеров им. А. Жданова. В Тюмени строился Дворец пионеров, нужно было готовиться к его открытию и работе.
В будущем М. А. Смирнова ещё не раз приезжала в Ленинград, но главное, сумела организовать поездки для Александры Ивановны. Благодаря дочери женщина познакомилась с Москвой, посетила мавзолей Ленина-Сталина; побывала в Ленинграде, в Новосибирске у родного брата, с которым не виделась со времён гражданской войны.
 
КОМСОМОЛЬСКИЕ БУДНИ
Профессиональный путь Майи Андреевны Смирновой всегда был связан с жизнью любимой Тюмени. Несколько лет она была секретарём горкома комсомола. Современная молодёжь очень мало знает о ВЛКСМ. А ведь трудно представить, какой стала бы страна без военного и трудового подвига комсомольцев.
Она была очевидцем и участницей многих ярких событий в жизни тюменского комсомола.
Летом 1957 года через Тюмень шли поезда с Востока: в Москву на Всемирный фестиваль молодёжи и студентов ехали делегаты из Китая, Японии, Индонезии, Въетнама, Монголии. Парни и девушки выходили на тюменский перрон в ярких национальных костюмах. Их встречали тюменские комсомольцы, дарили букеты ромашек и васильков, которые специально нарвали для этого дети из пионерских лагерей, в небо запускали белых голубей. Звучала музыка, люди пели, на лицах сияли улыбки, тут же на перроне молодёжь танцевала, обменивались значками.


Майя Андреевна была участником закладки нового сквера. Руководитель Тюменской городской партийной организации Семён Константинович Пацко дал комсомольцам задание: возле новой школы № 30 разбить сквер — в треугольнике, образованном улицами Зои Космодемьянской, Московским трактом и Трактовой.
Дали синьку, работники горкома комсомола по очереди по утрам ехали забивать колышки по этой синьке — для прокладки аллей. А вечером высаживали липы и другие деревья. Майя Смирнова принимала в этом непосредственное участие.
Очередное дежурство выпало на 12 апреля 1961 года, вернувшись на работу в горком, увидела столпотворение, все ликовали — на орбиту вышел космический корабль «Восток» с первым космонавтом Земли Юрием Гагариным. Забыть год закладки сквера — невозможно!

При подготовке празднования 400-летия со дня основания Тюмени, М. А. Смирнова была членом комиссии по топонимике. Когда обсуждали название для этого безымянного сквера, она и предложила назвать его Комсомольским.
В 1965 году Майя Смирнова была утверждена заведующей отделом пропаганды и агитации Калининского райкома КПСС, затем работала в Тюменском горкоме партии. В 1986 году стала заведующей партийным архивом Тюменского обкома КПСС.
 
РУКОПИСИ ГОВОРЯТ
 
Многие считают работу с документами в архиве скучной. Майя Смирнова  не согласна. Ежедневно к архивистам приходят люди, которым нужна помощь в поиске информации о своём городе, крае, собственной семье. Кому-то надо подтвердить рабочий стаж, кому-то – зарплату.

В архив при подготовке монографий, научных работ обращаются за документами учёные, за материалами для курсовых или дипломных – студенты. Общение с людьми, разнообразие вопросов, которые их интересуют – не могут быть скучными! При условии, если архивист является любознательным, упорно ищущим ответы на вопросы.
Архивные документы очень интересны, и будто разговаривают с тем, кто берёт их в руки. Особенно запомнилось Майе Андреевне, как в 1991 году из Госархива передали документы профсоюзных и общественных организаций Тюменской области. Тогда готовились отметить 300-летие со дня открытия первой сибирской школы. Среди документов она выявила рукописные протоколы собраний Тюменского учительского союза периода 1917–1919 годов. Век прошёл, но и сегодня актуальны многие из проблем, заботящих тюменских учителей тех лет! 


Педагоги дискутировали о реформе русского языка (считается, что это большевики ввели новые правила, отменили старый «ять», а на самом деле - Временное правительство), о том, нужно ли детям изучать Закон Божий. Говорили о недопустимости двухсменных занятий в школе, об организации санаториев для педагогов. 
Сильное впечатление произвели на Майю Андреевну дневники земляка Георгия Прокопьевича Пермякова, написанные в Первую мировую войну. Он делился впечатлениями от прочитанных книг, переписывал стихи, мудрые мысли. Несмотря на то, что этот человек получил только начальное образование, на каждой странице чувствовались его ум и культура.  
В августе 1917 года Пермяков приехал в Тюмень. Его мечта работать в Пушкинской библиотеке не сбылась, а вот личная книжная коллекция – более двух тысяч томов, любовно собранных в течение жизни – передана на хранение в областную научную библиотеку имени Д. И. Менделеева. 

60 лет работы Майи Андреевны так или иначе связывалась с историей города. Тюменцам она известна как краевед, консультант и помощник в создании сборников документов, книг, альбомов, радио - и телепроектов об истории нашего края. И самая большая её мечта - подготовить и издать «Энциклопедию города Тюмени».

 
СВЯЗЬ ВРЕМЕН

Прекрасна старинная архитектура города в дереве и камне. Одно из любимейших зданий самой Майи Андреевны – Строительный институт. С умом построен и гармонично расположен, считает краевед.     
Почти тридцать лет прожила Майя Смирнова на Осипенко. Сегодня улица совсем не та, какой помнится женщине. Многие дома, в том числе её родной – снесли. Очень хорошо, что некоторые образцы деревянного зодчества в историческом центре города всё же удалось сохранить, отреставрировать, и этот процесс продолжается. 
Благодаря им ещё чувствуется почти исчезнувшая теплота старой Тюмени. Это – своеобразный привет нынешним поколениям, связующая нить между прошлым и будущим. Что очень желанно для архивиста и краеведа, в сердце которого всю жизнь горит искорка любви к Тюмени, которая зажглась когда-то на колокольне Знаменского кафедрального собора.




 
По местному радиовещанию почти каждое утро звучат песни военного времени и о Великой Отечественной войне, а я вспоминаю песню «… Пой, Андрюша, нам ли жить в печали…» Пела ее Клавдия Шульженко. Мне она напоминает о брате, его друзьях, их довоенные встречи. Брат Михаил ушел добровольцем во флот в феврале 1938 года, в 20-ю годовщину Красной Армии. Родители гордились своим защитником. 
 
В июне 1941 года он должен был проезжать из Владивостока через Тюмень в Таллин: направляли на учебу в военное морское училище. Но - не судьба, встреча не состоялась. Началась Великая Отечественная война. Помню, были телеграммы из бухты Тикси, Мурманска, Владивостока, праздничные. Однажды пришло письмо из Владивостока от женщины (указана только фамилия), из которого узнали, что Михаил жив, переписка личная запрещена.
Осень 1944 года, я учусь в четвертом классе. Родители в тревоге — с Нового года нет никаких известий, телеграмм. Из почтового ящика я вынимаю письмо с официальным штампом, открываю, читаю: «Ваш сын Смирнов Михаил Андреевич погиб 22 апреля 1944 г. при исполнении воинского долга, тело предано морю»… Мама на работе в ночную смену, папа — на станции Подъем, занят приемкой урожая. Что делать? Побежала к маме, но по дороге встретила работницу из цеха, она вернула меня домой и сказала, что надо подготовить к такому известию.
Соседи сочувствуют, предлагают спрятать похоронку. Договорились молчать. Но об этом уговоре не знали соседи из другого двора. Мама вернулась с работы, собирается за водой, я что-то сочиняю о брате. И вдруг вижу — маму ведут под руки с пустыми ведрами. Ей по дороге сказали о постигшем горе. Плачет, кричит: «Дай похоронку!» А я не могу, извещение спрятано у соседки, которая уже на работе. Сходила, принесла. А что дальше делать? Мама говорит — поезжай к отцу. Села на подножку вагона и поехала на Подъем. Вот так семья узнала о гибели сына и брата.
Писали в военные органы, хотели узнать, где и как погиб. Морей на земле много. Ответы стереотипны, со ссылкой на извещение 1944 года. Написали той женщине во Владивосток, ответа не получили. В 1947 или 1948 году пришло письмо от моряка. Возможно, земляка. Он писал, что судно возвращалось из Америки, и их потопили. И опять связь прервалась. Родители скончались, а меня все не оставляла мысль: что за служба была, в каком море-океане лежат Мишины останки? Наследников у брата нет, семьи создать не успел.
Все эти годы, когда по телевидению показывают Владивосток, вглядываюсь в каждый кадр…
Опять февраль, уже 1978 года, 40 лет прошло, как брат ушел служить на флот. Вижу на экране памятник и много плит с именами. Как узнать, кто там увековечен? Неожиданно в горкоме партии встречаю морского офицера — приехал набирать курсантов в военное училище. Рассказываю о телепередаче, о памятнике, о плитах с именами, но он ничего не может сказать и припомнить памятник не может. Конечно, в душе удивилась. Узнаю, что во Владивосток в командировку летит Наталья Ивановна Костоусова из Дома политпроса. Прошу поискать памятник, сообщаю скупые данные о гибели брата. Через неделю — телефонный звонок. В первый же вечер нашли его, положили цветы…
На берегу бухты Золотой Рог стоит памятник. Три бронзовые фигуры на высоком гранитном пьедестале. У подножия — Вечный огонь, на бронзовой доске надпись: «Вечная память морякам торгового флота, отдавшим жизнь за победу нашей Родины». На плитах — названия транспортов, даты, более 400 фамилий погибших, из них более 100 военных моряков, в том числе 23 юнги. Этим юнгам и сорока пяти военным морякам местом вечного покоя стало море. 

От Н. И. Костоусовой я и узнала, что 3 марта (но не 22 апреля) 1944 года вместе с пароходом «Белоруссия» погиб мой брат. Трагическое сообщение стало для меня настоящим днем похорон. Ждать больше некого.
Многое Наталья Ивановна узнала от экскурсовода. Оказывается, транспорты, перевозившие по лендлизу вооружение и другие грузы, не сопровождали военные корабли. Но на каждый транспорт были приписаны краснофлотцы. На «Белоруссии» под командованием лейтенанта Быковского Георгия Алексеевича служили двое старшин и шесть краснофлотцев. В их числе и М. А. Смирнов.
Интересовался поисками брата и поддерживал меня его друг Николай Алексеевич Петельский, участник Великой Отечественной войны. Даже при встречах с разными людьми он представлял меня: это сестра моего лучшего друга. Однажды рассказал: «Видел небольшую книжку «Двое на льдине», чувствую, что это про Михаила…» В областной научной библиотеке такой не оказалось. Но в книжном магазине увидела книгу «На морских дорогах» (изд. 1978 г.) Константина Бадигина, капитана дальнего плавания, Героя Советского Союза. Сердцем почувствовала, надо купить. В главе «Суровые дальневосточные моря» читаю: «Во время очередной стоянки в Портленде от товарищей-моряков, приходивших на наш теплоход, мы узнали о новых случаях гибели советских судов в дальневосточных водах. В том числе и о трагедии парохода «Белоруссия», находившегося в южной части Охотского моря в ожидании ледокола…»
В июне 1979 года во время отпуска полетела во Владивосток. Транзитный рейс, такси подвело, опаздывала, все-таки пустили на поле. Бежала с чемоданом, успела, посадили на последний ряд. Десятичасового перелета не заметила. Аэропорт оказался далековато от города, уже 10 часов вечера, мест в гостинице нет. Мне предложили медицинские носилки в коридоре, но встать нужно в 6 часов утра. Конечно, согласилась, встала и время дальневосточное сразу приняла как свое. За неделю Владивосток для меня тоже стал своим.
Памятник не пришлось искать, соседка по комнате проводила. Спускаюсь по сопке к бухте Золотой Рог, слышу звуки духового оркестра: «… И на Тихом океане…» Оказалось, что это звучат куранты. В городе цветет сирень, такая же, как в Тюмени. Купила букет. Подхожу к памятнику. Чувства словами не выразить, остановилось дыхание. Положила сирень. Подхожу на следующее утро — сирень по-прежнему свежая.
Пошла в музей Тихоокеанского Флота. Все интересно: Порт-Артур, «Варяг», 1941–1945 годы… Но мне хотелось побыстрее узнать о моряках, которые в годы войны не могли рассказывать о себе. Разочарование — экскурсовод о военных моряках на судах Дальневосточного морского пароходства практически ничего не знала. Иду в ведомственный музей. Он небольшой. Один из стендов посвящен пароходу «Белоруссия», его экипажу. Узнала, что в 1942–1943 годах транспорт прошел из Владивостока через Северный морской путь в Англию. В Атлантическом океане почти весь караван был потоплен, «Белоруссия» получила повреждение. Ремонтировались в Нью-Йорке, далее через Панамский канал вышли в Тихий океан и пришли во Владивосток. В плавании были 13 месяцев. Позднее перевозку грузов совершали по линии Портленд — Владивосток.
В музее мне дали адреса сестры капитана «Белоруссии» К. Г. Кондратьева и одного из спасшихся - кочегара Я. П. Почернина, жившего во Владивостоке.
Конечно, сразу поехала к Якову Петровичу Почернину. Волновалась: помнит ли брата? Но он сразу воскликнул: помню Мишку! Разговаривали часов пять. Подробно рассказывал и о трагическом рейсе.
Капитан К. Г. Кондратьев получил приказ срочно следовать к пароходу «Маныч», который потерял руль и дрейфовал во льдах в районе пролива Лаперуза. Ранним утром 3 марта 1944 года раздался мощный взрыв, через несколько секунд — второй. Судно накренилось, полураздетые моряки побежали к спасательным шлюпкам. Одна из шлюпок сразу ушла в воронку. Капитан последним прыгнул в другую шлюпку. Яков Петрович сказал, что он точно не помнит, но Михаил или сдавал, или принимал вахту, был у орудия и ушел вместе с судном во время торпедирования. В шлюпке оказалось 35 человек, пятнадцати недосчитались. Капитан принял решение продвигаться к ближайшему острову Курильской гряды. Двигаться во льдах было трудно. Тогда разделили продукты, и 10 моряков, в их числе и кочегары, пошли к берегу искать помощь. В шлюпке остались 22 человека — больные, обмороженные. Идти становилось все труднее… Через 21 сутки смогли дойти до берега только два кочегара — Петровичев и Почернин.
Яков Петрович рассказывал, что они вышли, как позднее выяснилось, на остров Хоккайдо, там нашли избушку, в которой обнаружили рис и растительное масло, несколько дней этим питались. Но вскоре их обнаружили японские жандармы, допрашивали о расположении советских воинских частей. «Но что мы могли знать, — вспоминал Яков Петрович, — если вся наша служба проходила глубоко, в трюме?» После вмешательства советского консульства кочегары вернулись на Родину.
Позднее, будучи в Москве, встретилась с сестрой капитана Галиной Георгиевной. Она рассказала о жизни своего брата. Кирилл Георгиевич был потомственным моряком, знаменитым капитаном, с большим опытом проводки судов во льдах Арктики. При подходе к проливу Лаперуза ледоколов не оказалось, он просил разрешения (сохранились радиограммы) на самостоятельную проводку «Белоруссии», очень хотелось прибыть в порт ко дню рождения супруги, но пришел другой приказ…
За эти годы многое узнала о судьбе брата, и все-таки остались вопросы: может быть, краснофлотцы, направленные на торговые суда, имели какие-то правительственные награды? Из Центрального военно-морского музея получила странный ответ — документы погибли вместе с пароходом «Белоруссия».

Мне дорого, хотя и не указаны имена, что во Всероссийской Книге Памяти (обзорный том) на стр. 442 записано: «Мы помним экипажи судов, потопленные неизвестными подводными лодками в Охотском и Японском и других дальневосточных морях. Пароход «Белоруссия» шел с грузом из США во Владивосток. Он изменил курс, чтобы оказать помощь пароходу «Маныч», потерпевшему аварию у острова Итуруп. Утром 3 марта 1944 года его торпедировали… удалось спастись только двоим…». Каждый день по многим каналам телевидения в ролике «Сила Сибири» показывают памятник погибшим морякам. На одной из плит у памятника отлиты слова, которые я не могу забыть: 

Важная многолетняя деятельность была отмечена медалями «За доблестный труд. В ознаменование 100-летия со дня рождения В. И. Ленина», «За трудовое отличие», «Ветеран труда», медалью ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени.