БОГИ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ

— Кто были Ваши родители? Какое влияние они оказали на Вас?
— Моя мама, Екатерина Александровна Кукарская, преподавала в школе важнейшие для становления личности предметы — историю и обществознание. Она знала своё дело прекрасно, была блестящим оратором.
С широко открытыми глазами в многонациональной советской школе слушали про расовую дискриминацию в США: раздельные школы, кафе и общественный транспорт для белых и афроамериканцев; военные преступления президента Никсона во Вьетнаме и Камбоджи… Перед её учениками раскрывались такие занавеси истории, до которых вряд ли бы они «дотянулись» сами.
Но по-настоящему ораторский талант и глубина знаний мамы проявлялись во время уроков, посвящённых Великой Отечественной войне. Она рассказывала о грандиозных сражениях, о подвиге советского народа на фронте и в тылу так, словно была очевидцем этих событий. Класс замирал, на глаза особо впечатлительных наворачивались слёзы, в секундных паузах её монологов слышно было, как комар пролетает.
Глубокое погружение в преподавательскую деятельность и классное руководство, которое также требовало колоссальной самоотдачи, она успешно сочетала с управленческой деятельностью. Много лет работала в школе № 49 города Тюмени директором, была секретарём партийной организации.
Коллеги её уважали, а ученики боготворили. Двери нашего дома были открыты для ребят. К нам приходили запросто, без церемоний. Связь с мамиными учениками не оборвалась и после того, как она вышла на пенсию. И сегодня, несмотря на то, что мамы уже нет, я продолжаю с ними общаться. В общем, Екатерина Александровна Кукарская заработала своё звание «Заслуженный учитель России» честно.
В семье она была непререкаемым авторитетом. Если сказала, что нужно что-то сделать, это неукоснительно выполнялось — по-другому быть просто не могло.
Мой отец, Иван Никитич — полная её противоположность. Неисправимый оптимист, весельчак и балагур, мягкий, податливый по характеру. Он работал в системе общественного и ресторанного питания, неоднократно возглавлял большие коллективы ресторанов, кафе и магазинов.
Я считаю, что больше человеческих качеств взяла от папы — не умею «снимать стружку» с подчинённых и домашних. Это не мой метод. Меня не боятся, хоть иногда для пользы дела этого хотелось бы.
Во мне нет маминой жёсткости, непоколебимой уверенности в собственной правоте. Я самоедка. Самокопание и перфекционизм — эти черты мне больше всего в себе не нравятся. У нас очень разносторонняя многогранная служба, через которую проходит так много искалеченных нездоровьем человеческих судеб. Понимаю, что сделала все возможное, чтобы помочь пациенту, но в голову всегда закрадывается предательское «а если бы я…». Это выматывает.
— Кто повлиял на выбор профессии?
— Для мамы люди в белых халатах были сродни богам. «Дочь моя, ты должна быть только врачом!» — говорила она. Но всё же корни решения быть в медицине гораздо глубже. Уже в детском саду я носила на плече белую повязку с красным крестом и сшитую вручную медицинскую сумочку. С сосредоточенным лицом проверяла у ребят в группе чистоту рук и ногтей.
В школе, участвуя в военно-спортивной игре «Зарница», тоже была санитаркой, накладывала «раненым» шины и повязки. В общем, не видела своего будущего без белого медицинского халата.
В нашей семье врачей ни в одном колене не было. Так что семейной преемственности, столь характерной для медицины, тут нет. Я говорю это с полной уверенностью, потому что мама-историк, конечно же, «раскопала» всё возможное о нашей родословной. Предки были сосланными в Сибирь польскими крестьянами.
В общем, выбор специальности был обоюдным с мамой. Если учитывать авторитарный стиль её воспитания — это огромная удача.
— Почему выбрали именно акушерство и гинекологию?
— Убеждена, что только женщина должна лечить женщину, и никакой более женской специальности не существует. Это верхняя рейтинговая строка. А я — перфекционистка. В пылу юношеского максимализма сначала планировала поступать в Первый медицинский университет имени Сеченова в Москве. По мере взросления приходило понимание, что и в Тюмени придётся побороться за своё место под солнцем: профессия акушера-гинеколога была очень популярной. Поступила с первой попытки. Финальный экзамен, физику, мы сдавали с девяти утра до шести часов вечера. Всё это время мама томилась в стенах института. Узнав, что я прошла по баллам, всю обратную дорогу до дома она пританцовывала. Такой счастливой её никогда не видела.
Училась я в первой группе, которая во все времена во всех вузах считалась лидерской. «Пахать» нам приходилось на полную катушку.
Чтобы попасть в акушерство и гинекологию, нужно было с первого семестра заниматься наукой, посещать какие-то кружки, выступать на семинарах, помогать в лабораториях мыть пробирки, расставлять наглядные пособия и тому подобное.
Я шла к своей цели, как ледокол «Ленин», сминая все преграды, встречающиеся на пути. Уже на третьем курсе, параллельно учёбе, устроилась на станцию скорой медицинской помощи, чтобы быстрее стать практиком, научиться работать руками.

 ВЕЛИКАЯ ШКОЛА МАСТЕРСТВА
 
— Каковы были впечатления от службы скорой медицинской помощи?
— Скорая помощь — великая школа мастерства, с которой должен начинать каждый врач. Я попала в совершенно самостоятельный, очень дружный коллектив, которым руководил легендарный Марк Исаакович Рошаль — профессионал и человек с большой буквы. На скорой я выезжала на автотравмы, принимала и исполняла решения о госпитализации, освоила все процедуры и манипуляции, которыми должен владеть медицинский работник. Раньше у нас было правило: если акушерка и анестезиолог не могут попасть роженице в вену, доктор должен их отодвинуть и всё сделать сам. Сегодня же многие врачи не в состоянии произвести внутримышечную инъекцию, не говоря уж о внутривенной, или о нахождении трудной для инфузии вены.
Правда, в самом начале работы в скорой меня ждало огорчение. В мечтах видела себя мчавшейся на спасение чей-то человеческой жизни, а поставили санитарить! Я не знала, куда деть от стыда глаза, когда мимо проходили доктора. В редкие смены, когда была помощником фельдшера и надевала белый халат, просто крылья вырастали. Сегодня понимаю, насколько правильно было такое поэтапное погружение в профессию. Ни один главный врач не имеет права быть таковым, пока не поработал санитаркой или медсестрой, иначе он не научится ценить труд своих специалистов, уважать чистоту белого халата.
Моя дочь Екатерина сейчас учится в медицинской академии на шестом курсе. Свою карьеру она начала с того, что целый месяц наводила блеск и чистоту в родильном доме. Я приставила её к самой опытной нашей санитарке, Ветерану Труда Аде Михайловне Газизовой. Под её руководством Катя обрабатывала палаты хлоромином, мыла коридоры.
— А в вузе были преподаватели, которые повлияли на ваше профессиональное становление?
— Своими учителями считаю начмеда роддома № 3 города Тюмени Лидию Сергеевну Семенову и доцента кафедры акушераства и гинекологии Тюменского медицинского института Тамару Николаевну Шардыко, которая вела этот предмет уже у молодых специалистов. Они научили меня держать пинцет, не выпуская его из левой руки, оперировать, никуда не ступая пальцем — работать только на инструментах.
Тамара Николаевна обладала удивительным чутьём истинного целителя. Метода ЭКО тогда ещё не было. Но благодаря её таланту множество женщин вылечилось от бесплодия, на свет появилась не одна сотня детей. Не жалея себя, днём и ночью она выезжала на роды, оперировала. А сколько бедных обездоленных студентов находили тепло и поддержку у этого преподавателя! Тамара Михайловна и умерла в окружении своих преданных учеников.

ОТСТУПАТЬ НЕКУДА
 
— Какие человеческие и профессиональные качества воспитывает, а какие подавляет ваша профессиональная среда?
— Главным врачом я работаю с 2010 года, начинала санитаркой, помощником фельдшера, потом была врачом, заведующей акушерским отделением. На практике я убедилась, насколько важна и сложна наша специальность. Она требует от специалиста знания очень многих смежных вопросов. К примеру, врач-ревматолог занимается только вопросами ревматологии, хирург — хирургией, а врач акушер — он и ревматолог, и терапевт, и хирург.
Доктора опасаются женщин в положении. Если беременная поступила с острым аппендицитом, хирурги вызывают акушера-гинеколога, а тому уже отступать некуда. Нужно выработать правильную стратегию по отношению к пациентке и следовать ей.
В нашей профессии очень важно чувствовать локоть друг друга, ведь одна голова — хорошо, а несколько — лучше. Поэтому в перинатальном центре не может быть никаких интриг, мы должны вставать единым строем, следуя к цели.
— Вы преподаёте в медицинском университете, общаетесь со студентами. Много среди них талантливых ребят?
— Когда-то думала, что мы были самыми лучшими. Узнав современное студенчество изнутри, поняла, что вдумчивых, талантливых молодых людей, «мозгачей», очень много. Но не всем суждено работать по специальностям, о которых мечтают.
Иногда человек доходит до шестого курса, выбирает акушерство и гинекологию, но оказывается, что у него от волнения дрожат руки, наступает ступор в экстренных ситуациях. Или человек хочет работать реаниматологом, но он не шустрый, думает и двигается медленно. Этого специалиста нужно вовремя направить туда, где его знания будут полезны — к примеру, на аналитическую работу.
Только самые талантливые, «рукастые», способные перебороть собственные страхи, умеющие работать над собой врачи остаются в акушерстве. Это невыносимо трудно и требует наличия характера.
— А как вы восстанавливаетесь после очередного «невыносимого и трудного»?
— Очень важна аналитика собственной жизни — нужно понять, от чего ты устаёшь, какие ошибки совершаешь. В этом случае моё самоедство, которое так в себе не люблю, играет положительную роль.
 
ПОБЕДА ДЛЯ ПАЦИЕНТА
 
— Назовите важные вехи развития перинатального центра.
— С высоты 2018 года считается, что все перинатальные центры будут сильными только в составе многопрофильной больницы. Долгое время наш центр входил в состав маломощной третьей больницы, в которой самым сильным подразделением был родильный дом.
Когда перинатальную службу выделили, все отделения закрыли, реорганизовали, остался только родильный дом. Ему дали большие полномочия и областной статус, ввели в строй здание, которое было нескончаемым долгостроем.
К тому времени в стране стали говорить о предвосхищении рисков. Это было самым решающим моментом, ведь для перинатальной службы родовспоможения главное — предусмотреть риски и с их учётом точно знать, куда госпитализировать женщину. Чем раньше она окажется в нашем центре, тем лучше. Это огромная победа с точки зрения пациента.
— У вас есть ученики?
— Да, и сейчас уже ученики моих учеников делают успехи. Я внутренне торжествую, когда узнаю во время операций свой «почерк» в действиях врачей — человек боится выпустить пинцет или начинает что-то рассказывать, пользуясь моими же выражениями. Многие знают, что я стою в операционной слева от пациента, так научили в своё время. И они уже заранее уступают моё место.
Экономисты, юристы, эксплуатационники, работающие в перинатальном центре — это тоже в чём-то мои ученики. Я знаю каждого из них, стараюсь поддерживать…
— Профессиональный выбор вашей дочери мог быть другим?
— Он был неизбежен. С детского сада Катя варится в нашей кухне. С людьми в белых халатах связаны самые первые её детские воспоминания. Как-то её вместо мамы из детского сада пришёл забирать какой-то «дяденька» (мой коллега, врач акушер-гинеколог Алексей Ломакин). Я не могла этого сделать по ряду причин. А Катя наотрез отказалась пойти с подозрительным незнакомцем. При встрече с Ломакиным они всегда смеются над этим случаем.
Когда операции, которые я проводила, затягивались, дочь иногда укладывали спать прямо в нашей ординаторской на небольшом диванчике.
В мою бытность заведующей отделением она любила приходить ко мне в кабинет. Садилась за стол, расставляла локти и представляла, что это её рабочее место. «Ну, ты чего тут уселась? Люди зайдут, неудобно будет», — пыталась её урезонить. «Ну дай хоть немного посидеть, мне так тут нравится», — слышалось в ответ.
Катя видит отношение ко мне пациентов. Это больше всего «цепляет». Вот совсем свежий случай. В ресторане, где отмечала день рождения с друзьями, ко мне подошла девушка. Начала восторженно говорить, что рожала у меня первого ребёнка, интересовалась, помню ли я её. Если честно, то нет. Я помню только сложных пациентов, а прошедших счастливым транзитом, у которых всё было хорошо, — нет. Но дочь, которая находилась рядом, в очередной раз увидела, как уважаема и нужна наша профессия.

 КТО ТАКОЙ ЕЛДЫРИН?
 
— Профессор Преображенский и доктор Борменталь в свободное время ездили в оперу. А у вас какие увлечения?
— У меня их много. Полтора года назад встретила прекрасного преподавателя Веру Владимировну Мжачих, которая работает в Тюменском медицинском университете на кафедре иностранных языков. Учу с её помощью французский язык. Причём я не собираюсь жить во франкоговорящей стране и в Париже бываю не часто.
Если говорить об успехах этого начинания, то недавно побывала на международной олимпиаде по французскому языку в Воронеже. Она проходила в местном медицинском университете. Завоевала первое место среди преподавателей и аспирантов медицинских вузов. На следующий год ставлю цель осилить уровень «А2», так называемый «уровень выживания», на котором можно рассказывать о событиях в прошлом и строить планы на будущее, аргументированно выражать свою точку зрения. Точно не могу сформулировать, зачем, но чувствую — нужно.
Ещё занимаюсь «моржеванием», скандинавской ходьбой и йогой.
— В чем смысл жизни? Вы ответили для себя на этот вопрос или ещё в поиске?
— Дочь меня как-то спросила: «Мама, ты реализовалась полностью: выстроила карьеру, родила и вырастила ребёнка, тебя уважают и любят, что тебе ещё нужно для счастья?» Тут я и поняла, что хочу внуков. Каждый человек нацелен на продолжение рода.
Но в это продолжение, не важно, во внуков ли, в детей, нужно вкладываться, показывать примером собственной жизни, насколько она интересна и многогранна. Как-то цитируя чеховского Очумелова: «Надень-ка, брат Елдырин, на меня пальто…Что-то ветром подуло…», поняла — окружающие не знают, о чём я, кто такой Елдырин…
Конечно, все знать невозможно, но мы должны читать Гоголя, Чехова, следить за здоровьем, не курить, не пить, принимать витамины, понимать, что майонез вреднее, чем сметана… Предназначение человека — донести это до потомков. Наверное, поэтому я и учу французский…