Анатолий ОМЕЛЬЧУК: «Загадка и принцип Шафраника»

Мнение о: Шафранике Юрии Константиновиче

ЗАГАДКА ШАФРАНИКА

Он — большой человек, государственных дел и очень серьезного бизнеса, понятный прагматик, но не без неизжитого советского романтизма: как все брутальные сибирские мужички, сентиментален, но в меру — без фанатизма. Конечно, он придумал себе в родной деревне постоянное заделье, но оно уже давно не требует его системного присутствия на месте. Хотя как сказать… И центр деревенского культурного досуга в родном Карасуле, и детский физкультурно-спортивный центр, и деревенская программа переселения в жилье новое из ветхого требуют постоянного присмотра. Но — не обязательного. Вот затеял и завершил возрождение храма — на старинном фундаменте деревянной церкви (1839 года постройки) во имя Святой Троицы. Все закручено и крутится. Всегда есть где помолиться — в этом храме почти пару веков молились его предки по материнской линии. С завидной регулярностью, несколько раз в году и без особых на то причин, наведывается он в родной Карасуль.
Но я о другом. Что за тяга такая? Это в нас — от птиц? Птичий инстинкт возвращения?
Ну были живы мать с отцом… Мать долго болела… Отец, прихварывая, бравировал, но тоже до своих обещанных девяноста не дотянул. С этим все понятно. Хотя редко кто часто проведывает из дальней Москвы хворающих родителей.
Наверное, не только сострадающее послушно сыновье… Загадка. Загадка Шафраника. Для меня необъяснимая. (Хотя разве я и сам не такой же чокнутый? Но не в такой же мере…)
Слово «патриотизм» с неизбежным официальным оттенком здесь неуместно.
Загадочное поведение земляка Константиныча Шафраника и привело меня к сногсшибательному открытию. Разгадка Шафраника очень проста: называется — ген родины. Редкий по нынешним космополитическим временам дар. Родился человек (птица!) с таким геном — значит, зов родной земли неудержим. Сопротивление бесполезно. Он и не сопротивляется. И снова находит повод появиться на отчей земле у материнского крылечка.
Все меньше среди нас людей с крыльями.

ПРИНЦИП ШАФРАНИКА

У него сын Денис. Денис Шафраник. Я от отца слышал — «Дениска».
Стоянку первого сибирского человека археологи Академгородка нашли в Денисовой пещере. По обыденке ее тоже зовут «Дениской». Сибирскому первочеловеку как минимум 280 тысяч лет.
Шафраник, когда об этом услышал, долго упираться не стал. В его ближайших планах — он человек четкий и все для себя системно планирует — появилось: Алтай, Денисова пещера, академик А. П. Деревянко.
Ему надо подняться в Лхасу, заглянуть в глаза чудовищным черепахам Галапагосов, под Рождество непременно скатиться с Альп. Но как же теперь обойтись без Алтая?
«И это пройдет», — заметил мудрый Соломон.
Все забудется — помним мы.
— Что останется?
Полагаю, он нередко мучается этим вопросом. Что останется, что остается после человека, немало сделавшего? Человек может запомниться своими яркими делами. Но коротка память поколения. Что останется?
Почему он так долго сомневался, метался, прежде чем принять — для себя, исключительно для себя — решение возглавить облсовет в Тюмени? И сказать: «Да!» Не ответственности же боялся.
Понимал, принимает на себя великую область со столь же великими проблемами, решения которых на тот момент не видел. Полагал, наверное, что решений-то и не существует. В это время в этой стране.
Он хотя и провинциал, но не Бонапарт: «Ввяжемся в драку, а война план покажет».
Но он сказал «да». Себе.
 
Его коллега — губернатор и давний югорский друг Александр Филипенко — вспомнил:
— В истории наших долгих взаимоотношений с моим старинным другом Юрием Константиновичем есть такой эпизод. Я на то время второй секретарь в окружкоме партии. Уходит председатель окрисполкома на повышение в Тюмень. Кому возглавить окружной Совет? Есть молодой нормальный мужик, нефтяной генерал в Лангепасе Шафраник. Мне дают поручение, еду в Лангепас уговаривать Шафраника. Он ни в какую.
«В Лангепасе дел невпроворот».
Вечер сидим, ночь сидим. Снова вечер сидим, еще ночь. У меня уже командировочные кончаются. Последний аргумент. Уговорил.
Возвращаюсь в Ханты, докладываю. А тут звонок из Лангепаса. Юрий: «У меня не получится. Нет».
Снова посылаем к нему полномочного гонца. Не уговорили.
Потом с ним легендарный партбосс Богомяков мучился. Тоже не уговорил. Нет, он не ломака записной, Юрий, у него не какие-то интеллигентские рефлексии и не набивание себе цены. 
Очень ответственный. Он про себя все очень четко просчитывает. Не просчиталось — значит, нет.
Большая удача, что Шафраника уговорили баллотироваться на председателя облсовета. Другого такого на тот момент в области не было. Впрочем, это же он себя сначала сам уговорил. Потому и согласился. Большая удача Тюменской области.


Шафраник — признак мудрости — осторожный человек. По-деревенски запрягает, не торопясь.
Что имеем на тот момент? Ясно, что Советский Союз разваливается. Умом понять можно: развалится, но не верится. С Тюменской областью нисколько не проще. Нацеленная на максимизацию, на вечный рывок, на безостановочное «вперед», она резко оседает. Конечно, это неизбежно, если мировые цены на нефть катастрофически упали.
Созданы огромные мощности, но отстали тылы. Когда проседает нефтянка, рушится все рядом.
 
Юрий Шафраник:
— Область в конце восьмидесятых загоняла и загнала себя в тупик. Загнали. Звучит красиво: миллион тонн нефти, миллиард кубов газа — в сутки. В сутки! Зачем так много, ведь на рынке они идут если не за копейки, то за мелкие центы? Надрываться нет смысла. Я, в 88-м году молодой «генерал» в «Лангепаснефтегазе», смотрю и сам себе не верю: ведь через три года мне уже и бурить негде. Как расти по добыче? Новую скважину некуда воткнуть. Мировые цены кувыркаются вниз. В Союзе нет денег. Россия в тупике. Москва занята сама собой. Лидера в стране нет. Как в гражданскую — всех распустить и… с чистого листа? Точнее — с руин.
Сейчас много мудрецов задним числом и задним местом. Ельцина можно критиковать за все, но Россия с ним прошла сквозь игольное ушко.
Тюменская область повторила ее подвиг. Нашу сложнопостроенную область частенько называют моделью страны. Мы в Тюмени, голые эгоисты, решали свои проблемы. Но ведь тюменские головоломки — это очень серьезные проблемы России. Наши решения помогли стране решить основополагающие, фундаментальные проблемы.
 
Губернатора позвали на свой чрезвычайный съезд прославленные тюменские геологоразведчики. Призвали, приказали. Геологические генералы, свершившие тюменское чудо, всепланетное открытие, растеряны как пацаны: в них, оказывается, уже нет нужды. Никому не нужны. Слишком много наоткрывали.
Шафраник сам только что из нефтяных генералов: коллег понимает. Все жили принципом: «План любой ценой!» Их ругали за «любой ценой». А сегодня — плана нет. И работы нет — нет заказов, нет денег. Откровенно растеряны. По-советски подозревают: у него власть, у него должны быть деньги. А у него денег нет.
Он разговаривал с коллегами жестко, понимая, что жалеть можно только «с набитыми карманами».
— У вас три выхода. Но надо понимать, что денег не будет. Первое: вы должны срочно сократиться и укрупниться. И второе: у вас есть лицензии, а поскольку разведанные месторождения еще не отданы в геологический фонд — добывайте и продавайте нефть сами. Третье: как говорится, пойти по пути, указанному постановлениями партии и правительства…
Указания, ведущие в никуда, тогда из Москвы сыпались как из рога изобилия.
— Но мы геологи…
— Ничего другого предложить не могу.
Через пару дней геогенералам отправили в прессу открытое письмо. Молодой губернатор Шарфаник объявлялся главным предателем священного геологоразведочного дела на Тюменской земле. Никто из этих профессионалов в «торговлю нефтью» не ринулся. Сыпались строительные главки, закрывались трассовые городки лихих «трубачей», стонали нефтетранспортники. Это же не лично тюменский лидер коммунистов, знаменитый и уважаемый Геннадий Богомяков проиграл выборы в Верховный Совет скромному радиожурналисту, это компартия — как структура власти — теряла окончательный авторитет и землю под ногами. Власть в области перестала существовать. Скорее, и сама область существовала уже как фантом и исчезающая реальность.
Чего он долго мучился? Можно ли изжитый фантом превратить в живое дело? Он же взялся осуществлять власть. В считаные часы раздумий Шафраник осознал масштаб трагедии страны. Безвластие — развилка, с которой все дороги ведут в никуда. В кровь, в драму, в войну.
Страна тогда не осознавала, на какой развилке стоит. Он осознал, когда согласился принять доверенную власть. Самая крошечная власть — это действие. Безвластие — пустота и катастрофа. Область надо спасать. Это только кажется: при такой-то нефти какие проблемы? Но все добытчики — начиная с крестьянина-пахаря, кончая удачливым нефтяником, — первоочередные бедняки. Деньги — на конце трубы. Чтобы запустить заглухающий мотор, требовались деньги. Мотор любой экономики. Где их взять? Советский Союз проедает последние нефтяные крохи. Где деньги, страна?
Старые механизмы правительственных постановлений уже не работали, нужен новый подход, опережающие время действия и решения. Шафраник согласился на поездку в Альберту — нефтяную канадскую провинцию-кормилицу — в последний момент: много текущих дел, все в области держится едва-едва, не до заморских визитов. Но собрался. Может, что-то намекало: вдруг там, за морем, найдется ключ?
Он нашелся. Шафраник получит подтверждение эффективности принципа «двух ключей», о котором задумывался прежде, обсуждая с коллегами способы спасения области. Молодой губернатор не только по нефтепаркам шастал да за буровиками подглядывал. Свое «открытие» он сделал в провинциальном правительстве Альберты, где департаментские чиновники знали о каждой буровой все и сразу. И если что-то не срабатывало, реагировали как полиция или скорая помощь — моментально. Не мудрено: нефть — серьезные налоги.
Канадские нефтяники работали на себя. На родную провинцию и на страну. В Союзе нефть и нефтяники работали исключительно на страну, интересы территории и ее населения центр не учитывал.
Именно в конституции провинции значилось право «двух ключей»: правительство Альберты договаривается с верховной властью Канады — ответственно и добровольно — о пропорциях нефтяной ренты. По справедливости. Им в Альберте хорошо. В Канаде сами штаты-регионы добровольно создавали федеральное правительство. Жестокой централизации здесь никогда не было.
Западно-Сибирский нефтегазовый комплекс создавал весь Союз. Но свои щедрые недра раскрыла именно Тюменская земля. Хотя в Москве с этим вряд ли кто станет считаться. Но мы же в Тюмени не требуем исключительных прав для себя, а только справедливую долю.
Зимой 91-го Щафраник на основе соглашения, подписанного правительством Альберты, отправил туда первую группу специалистов. Поразбираться. Фундаментально. Но еще в 90-м в Москве он встретился с известным экономистом Юрием Еременко, который тоже искал ключи для запуска остывшего мотора страны. К их диалогу присоединился академик Виктор Ивантер.
Спорили до осевших голосов. Шафраник честно признался:
— Тюмень ополовинится. С шестисот миллионов тонн мы докатимся до трехсот.
— На трехстах я закрываю страну, — мрачно пошутил Ивантер.
Впрочем, тогда это не звучало шуткой: страна действительно «закрывалась».
Тюменский губернатор создал три исследовательские группы: в Тюмени, в Москве и в Академгородке — в знаменитом институте Абела Аганбегяна. Надо сформулировать конституционную формулу, которая в принципе звучит невинно — право «двух ключей», а по существу предлагает в Союзе неслыханное: Москва делится недрами с провинцией. Разрабатывалось сразу три направления (шли «тремя колоннами»), отчасти и для отвода глаз тоже. Слишком крамольно выглядела главная формула. Евгений Кибалов из Новосибирска предлагал концепцию «Единая корпорация “Тюменская область!”». Тюменец Георгий Алпатов в советском стиле создавал пакет постановлений.
Академические мужи любят, философствуя, подискутировать. Продуктивным считается долгий спор. Шафраник велел запереть все три группы в губернаторской резиденции на «Лебяжке». Дал две недели.
Через неделю наведался. Идей много — бумаги ни одной.
Озверел:
— Мы за что вам хорошие деньги платим? Я вас тут всех в болоте утоплю.
Они впервые видели деликатного губернатора в бешенстве.
Президент России уже объявил, что собирается в Тюмень.
Первый пакет документов был готов на исходе второй недели.
У Бориса Ельцина были толковые помощники, бывшие хозяйственники, из уральских промышленников — Юрий Скоков и Юрий Лобов. Провинциалы, они сразу уловили сермяжную правду в тюменском пакете, хотя четко сознавали: это дерзкий вызов Москве. Но понимали и неизбежное: столица делится, расстается, может быть, с главной своей монополией — монополией на Родину. Неизбежно не потому, что в России смута, страна заваливается, а потому что это — торжествующая справедливость, и рычаг, который выведет страну из губительного кризиса. У всех и каждого свое право на Родину. В Москве. В Тюмени.
(Позже Шафраник создаст свой фонд, который так и назовет — «Наш выбор — Малая Родина».)
Тщательно отработанный проект указа по Тюменской области попал на рабочий стол первого президента. Указ успел «проскочить» до развала СССР: через каких-то полгода никто ничем с областью делиться не стал бы.
…Заметил ли это сам Борис Николаевич, перебираясь из Надыма в Салехард, из Салехарда в Ноябрьск, из Ноябрьска в Нефтеюганск, а оттуда в Тюмень? Президент любил пообщаться с народом в рабочей обстановке, любил рабочий люд. И на буровой, и на нефтепромысле, и на мощной газовой установке, и в старом цеху Салехардского рыбозавода, где чуть не пострадала высокая президентская голова, находились люди, которые высказывали мнение, что область заслужила себе право на часть прибыли и Москве не грех бы поделиться с теми, кто своим трудом освоил эту щедрую землю. В Нефтеюганске бурмастер Иван Коптенко, к тому времени уже народный депутат России, убедительно говорил о праве жителей территории на свою долю природных богатств. Из ученых уст полетело словечко «роялти». Слабо знающим английский сразу слышится «королевский» корень.
Королевский, царский, государственный. В экономике земельного права «роялти» означает рентную плату за право разработки природных ресурсов. Но собственнику недр платит тот, кто их разрабатывает. С тюменскими роялти как раз все наоборот. Собственник недр делится солидной долей с трудящейся территорией. Тюменское роялти — особая статья. Начинается с «царского» указа первого президента России.
Коллега и друг Шафраника лидер Татарстана Минтимер Шаймиев облек экономические претензии своей республики в политические формулировки и получил президентский ответ:
— Берите суверенитета столько, сколько переварите.
У Тюмени политических претензий не имелось, хотя кое-кто серьезно рассуждал о Тюменской Республике в составе России.
Указ Президента должны были подписать в понедельник — 19 августа драматического 1991 года.
Как знать, если бы он был подписан, скажем, 18-го… Но Ельцин подпишет его ровно месяц спустя, 19 сентября.
В указе принцип «двух ключей» сформулирован просто: «Установить, что начиная с 1992 года предприятия и организации, расположенные в Тюменской области, вправе свободно использовать до 30% (по нефти и газу — 10%) производимой продукции с направлением полученных средств на поддержание уровня производства в необходимых объемах, техническое перевооружение и решение социально-экономических проблем трудовых коллективов населения области».
Это и есть знаменитое тюменское роялти. Прорыв!
 
Юрий Шафраник:
— Указ Ельцин подписывал в Кремле, при мне. Строго, в официальной обстановке. Месяц после путча, день в день.
У меня-то чесалось, чтоб он его прямо на буровой где-нибудь в районе между Ноябрьском и Лангепасом подписал. Он же это дело любил: на капоте уазика, на танке… Я не рискнул предложить, но искушение большое испытывал: давайте, Борис Николаевич, прям здесь, у буровиков и подпишем. Палец в нефть — печать готова.
Но Ельцин на наших буровых, пожалуй, сделал больше — дал своей свите два дня сроку все согласовать, собрать все визы. Там же уйма согласований и масса законных оснований не визировать. БээН почти рявкнул: «Призываю завизировать! Всех!» Нам пришлось срочно попотеть, и если бы вдруг решили подписывать на капоте, все документы к этому времени были готовы.
Президентская поездка в Тюменскую область — ключевой момент. Перелом. 
Три дня мы вместе, в вертолете, на уазиках, в разбитых вахтовках (у него еще положенного спецтранспорта не имелось), на буровых, в цехах… В темном цеху старого Салехардского рыбокомбината он чуть о балку головой не треснулся. Это на буровых каски выдают, на рыбзаводе не полагалось… На совещаниях, на встречах с рабочими, специалистами, инженерами мы вдосталь наговорились. Ельцин остро чувствовал необходимость конкретно делать и видел нашу убежденность в том, что области, которая держит всю страну, нужна особая программа развития. Он нас услышал.
Мы все сделали вовремя, блокаду прорвали. Дальше же к власти придет Гайдар со своими диктаторскими демократическими замашками. Егор ни с кем делиться не собирался, тем более с Тюменью. Наша инициатива опередила ситуацию.
 
Тюмень разворачивает президента Ельцина лицом к стране, Россия поворачивается лицом к провинции. Что бы там о себе Москва ни думала, но догадывается: великой Россию делает ее великая провинция. Скоро обозначат так: регионы.
Знаменитый ЧВС, Виктор Степанович Черномырдин, будет часто повторять лозунг команды Шафраника: «Сильные регионы — сильная Россия!»
Время парада суверенитетов. Только Тюмень без лишней политики — по делу! — разворачивает высокомерную Москву к стране-кормилице.
— Выпил Шафраник 19 сентября 1991 года?
— А как же! Хорошего красного вина не нашлось, пришлось традиционно и крепко по-русски. Приложились.
Почему не произошло окончательного развала области, почему богатые северные округа не ушли от «нищего» юга? Все три будущие субъекта Российской Федерации «повязаны» единой формулой экономического сосуществования, и какой безумец рискнет перекрывать себе общий для всех кислород. Трехстороннее соглашение Тюмень — Югра — Ямал, выгодное исключительно для каждой из сторон и для всех вместе, имеет в своем фундаменте формулу справедливости.
Почти четверть века (1991–2014) на стыке тысячелетий роялти и кормило, и развивало Тюменскую область с входящими в нее (по Конституции РФ) автономными Югрой и Ямалом. Никто не подсчитал, но это явно проскакивает триллион рублей. А значит, новые школы, больницы, мосты, дороги, храмы, спорткомплексы, жилье, дворцы культуры, детские сады в Салехарде, Ханты-Мансийске, Тюмени, Новом Уренгое, Когалыме, Лангепасе, Нижневартовске, Тобольске, Сургуте, Ишиме… Только городов в Тюменской области 27, районов — 52, весей и деревень не считано. Тюменская область не просто выстояла, она работала и развивалась.
Шафраник знал, что делал, когда бешено орал на изумленных академиков на «Лебяжке»:
— Хватит трепа! Формулируйте четко. У нас все получится.
Получилось.
Эпоха роялти в области заканчивается. Тюменская область без проблем не живет. Сегодня у нее новые задачи и новые решения.
Шафраник считает:
— Сегодня области не хватает великой идеи.
ВЫГОДНО ТЮМЕНИ — ВЫГОДНО РОССИИ.