Герман СМИРНОВ

Мнение о: Щербине Борисе Евдокимовиче

В 1972 году меня, как специалиста автомобильного транспорта, имеющего к тому времени десятилетний стаж работы в системе автотранспорта общего пользования, пригласили на работу в областной комитет КПСС, в промышленно-транспортный отдел. Этому предложению предшествовало выполнение мною ряда заданий обкома. Так, где-то году в 1964-м, мне было поручено подготовить обстоятельную записку о целесообразности перевода автомобильного транспорта Тюменской области на газообразное топливо с изложением всех технических, экономических аспектов этого вопроса. Позднее приходилось принимать участие в работе комплексной бригады обкома КПСС по анализу состояния дел с заготовкой и вывозом древесины в лесозаготовительных предприятиях области. Словом, в отделе меня достаточно знали, но как любому принимаемому на работу в аппарат обкома партии мне предстояло собеседование с первым его секретарём Б.Е. Щербиной. Меня заранее предупредили, чтобы я хорошо подготовился к этой встрече: я должен хорошо знать показатели работы и проблемы отрасли, в которой трудился; ориентироваться в международной обстановке; хорошо знать Устав КПСС и т.д. и т.п. Кто знает, о чём может спросить «первый», оценивая уровень кандидата на работу в партийный орган области?
Надо ли говорить, что в его кабинет, куда меня сопровождал Г.П. Богомяков, тогда второй секретарь обкома, я входил не особенно уверенным…Но с первых же минут, когда я почувствовал доброжелательное к себе отношение, доверительный тон разговора, моё волнение стало проходить. А из вопросов мне был задан лишь один: твёрдо ли я решил принять приглашение работать в аппарате обкома КПСС? После моего утвердительного ответа Борис Евдокимович повёл разговор о специфике работы в партийном аппарате, о задачах, которые должны решать сотрудники отраслевых отделов, о требованиях, которым они должны соответствовать. Когда же дело дошло непосредственно до определения круга моих обязанностей, Борис Евдокимович, обращаясь к Богомякову, предложил: «А что, Геннадий Павлович, давайте поручим ему кроме автомобильного и вопросы работы железнодорожного транспорта, ведь их работа тесно связана. А снабжение всех видов транспорта топливом? Отсюда и кураторство Тюменского Управления Главнефтеснаба РСФСР. А как мы можем отделить автомобильные дороги?».
Конечно, Геннадий Павлович с таким раскладом дел согласился. А я, признаться, такого не ожидал. Забегая вперёд, скажу, что большую часть времени занимали вопросы железнодорожного транспорта: строилась дорога на север, одновременно росли объёмы грузоперевозок в нефтегазовые районы, требовали решение вопросы увеличения пропускных и провозных способностей, технического оснащения Тюменского отделения железной дороги.
Необходимость неотложного принятия таких мер показала железнодорожная катастрофа с человеческими жертвами, которая произошла в июле 1972 года на станции Ламенская Тюменского отделения железной дороги. Тогда на занятый грузовым составом станционный путь был принят проходивший станцию без остановки пассажирский поезд дальнего следования. Ошибка дежурной по станции, грубое нарушение стрелочниками требований должностной инструкции при приготовлении маршрута следования через станцию пассажирского поезда, грозовые атмосферные условия – все эти факторы привели к крушению с тяжёлыми последствиями. После принятия решения о рассмотрении случившегося на бюро обкома КПСС промышленно-транспортным отделом обкома партии были подготовлены для этого необходимые материалы по анализу причин крушения, оценке действий сотрудников железной дороги, предложений по реализации мер по повышению безопасности движения, исключению возможности повторения подобных происшествий. То бюро 1972 года запомнилось мне в деталях. Запомнилось, потому что это было не рядовое, плановое бюро. Шёл тяжёлый разговор о том, как могло произойти то, что случилось, что унесло жизни людей. И нелёгкая доля выпала Борису Евдокимовичу, который вёл бюро. Разобраться в случившемся, дать объективную оценку действиям работников железной дороги и определить меру их ответственности и, главное, определить первоочередные меры по предупреждению подобных происшествий. Была дана нелицеприятная оценка недостаточного внимания руководства управления Свердловской железной дороги к вопросам повышения технической оснащённости Тюменского отделения, создания необходимых жилищно-бытовых условий для железнодорожников в целях укомплектования служб, связанных с движением поездов, квалифицированными кадрами.
Человеческий фактор…
Вопрос Щербины о том, каким образом кадровики Тюменского отделения учитывают психофизиологические качества сотрудников при назначении их на должности, связанные с движением поездов (например, того же дежурного по станции), поставил начальника отдела кадров отделения дороги в тупик. Об этом никто и не думал. А ведь мы знаем, что человеческий фактор – одна из главных причин транспортных происшествий.
Два года пришлось мне поработать при Щербине, поскольку уже в 1974 году он был переведён в Москву. Довелось ещё присутствовать на одном из пленумов обкома, который он вёл. Рассматривались, насколько я помню, задачи областной партийной организации по реализации мер по созданию нефтегазового комплекса. В докладе Щербины постановке задач, необходимых к решению, предшествовал анализ экономической ситуации в стране и с её учётом – важность решаемых в нашей области задач. Кроме того, было уделено внимание вопросам международной обстановки, которые не могли не учитываться в определении тактики и стратегии дальнейшего развития нефтегазового комплекса. Безусловно, каждое такое выступление Щербины становилось для участников пленума настоящей школой. Позже, когда Борис Евдокимович был уже министром, мне довелось присутствовать на выездном заседании коллегии Миннефтегазстроя, которую он проводил в Тюмени. Рассматривался вопрос о ходе сооружения одного из газопроводов. В ходе коллегии министр сообщил, что посетив один из участков строительства, поинтересовался у рабочих, как организовано у них питание. Ему ответили, что всё нормально, только пожаловались, что чаю попить не с чем - сахара нет. И тут Борис Евдокимович, не удержавшись от эмоций, выдал: «Пусть будет проклят тот, кто не удосужился обеспечить сахаром!». Такая реакция Щербины может говорить лишь об одном – о его отношении к рабочему человеку, недопустимости невнимания к его нуждам и запросам. Конечно, из этих немногих эпизодов, когда я имел возможность слушать, видеть Щербину, трудно составить полное представление об этой личности, её масштабе, о качествах, позволивших стать Борису Евдокимовичу государственным деятелем, человеком, чьё имя навечно вписано в историю нашего государства. И я счастлив, что был среди тех, кому довелось жить и работать в одно время с этим Человеком. И проходя каждый раз мимо его памятника в сквере Немцова, я отдаю ему дань светлой памяти и благодарности за всё, что он сделал для страны, для её граждан. И, может быть, правы те ветераны, которые считают, что окажись тогда Борис Евдокимович на первой роли в нашем государстве, как знать, может быть, не случилось бы с Советским Союзом того, что случилось.
 
P. S.
Проходил как-то через сквер Немцова и случайная прохожая (как оказалось, из Кургана) спросила меня: «А сквер Немцова – это в честь Бориса Немцова назван?». 
И подумалось: а не пора ли рассмотреть вопрос о переименовании этого сквера в сквер Бориса Щербины? 
Времена меняются. Был сад Шверника, потом он стал Спортивным, затем – Немцова. Память Немцова увековечена – есть улица Немцова. А Борис Евдокимович Щербина заслужил.